Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу (СИ)

— К ужину ты не спустилась, — Александр приближался ко мне неспешно и присматривался пытливо, настороженно. — И никто из нас словом с тобой не перемолвился с момента вашего возвращения… кроме Эсфел, естественно.

— Физически я вполне себе здорова, — заверила я.

— А твоя память?

Я пожала плечами.

— Что ты помнишь о… обо всём, что было до побега?

— Я и о побеге-то ничего не помню, узнаю обо всём с чужих слов и делаю свои выводы.

— А что ты помнишь?

— Ну-у…

Александр остановился, критично обозрел меня и указал на окно.

— Погода отличная, может, пройдёмся по саду?

— Давай, — согласилась я и отложила книгу. — Почему нет?

Сад просторен под стать дому и в моём представлении больше походил на маленький парк: длинные, убегающие во все стороны аллеи, ровно подстриженные кусты, пёстрые цветочные клумбы, массивные мраморные вазоны. Раскидистые деревья отбрасывали лёгкую тень на посыпанные гравием дорожки, в воздухе разлился сладкий цветочный аромат. Мы с Александром покинули дом, пересекли площадку перед фасадом и неторопливо углубились под зелёную сень. Поначалу шли молча, я любовалась садовыми красотами, брат украдкой меня разглядывал. Я притворялась, будто не замечаю взглядов настороженных и растерянных одновременно, ищущих упрямо в идущей рядом девушке прежнюю хорошо знакомую сестрёнку. И я его понимала. Как я сама бы реагировала, если бы ко мне привели близкого родственника и сообщили, что у того, дескать, внезапная амнезия приключилась? Смотри на него теперь, теряйся в догадках, что он помнит, а что нет… и что с ним делать, с этим знакомым незнакомцем?

Если отношения Феодоры с отцом соответствуют рассказам Эсфел, то вскоре случится похожая встреча и с родителем.

Если не хуже.

— Фео, — Александр помедлил, будто не уверенный, что ко мне нынче можно обращаться сокращённо. — Ты не думала… или, быть может, Лиша думала…

А-а, вот как Алишан зовут в кругу семьи.

— О чём?

— Что Ко… он мог что-то с тобой сделать?

— В смысле?

— Лиша говорит, он тебя загнал… как лошадь… потому ты и…

— Стала маленько ку-ку? — подхватила я. — Ну да кто из нас не без своих тараканов?

— Что, прости?

— Проехали, — и зачем я употребила этот глагол в данном контексте?

Отучаться надо, срочно!

— Куда? — ожидаемо среагировал Александр.

— Забей… забудь. Я тоже полагаю, что он меня загнал. Алишан сказала, мы слишком много прыгали по доменам.

— Резкие, частые скачки, особенно по новому пути, плохо отражаются на адаре. Если бы у тебя был зафир, было бы полегче…

— Почему? — вот про адарские способности слушать куда как интереснее, нежели жевать по десятому кругу факт бегства и амнезии.

— Зафир оберегает хозяйку от внешних воздействий и позволяет более равномерно распределять силы и точки их приложения. И других людей проще перемещать в зафире. Что же, ты и этого не помнишь?

— Нет. Ни премудрости адар, ни друзей и родственников, ни детства и юности, ничего, понимаешь, Саш?

А ещё избавиться бы от болтающейся на краю сознания мысли, что раз рядом со мной брат по имени Александр, то можно называть его Сашей. По лицу вижу, что имя Александр в этом мире так не сокращается, но оно всё равно продолжает срываться с языка прежде, чем я успеваю его перехватить.

— Понимаю, — ответил Александр не сразу. — Я не наша чрезмерно беспокойная сестрица, я не буду требовать от тебя немедленного возвращения памяти лишь потому, что мне неведома нынешняя ты.

Алишан поначалу тоже ничего не требовала. Но пара дней в моей компании окончательно её убедили, что с провалами в памяти Феодоры что-то сильно нечисто.

Аллея разделилась надвое, и мы свернули на правую, прошли по ней, плавно изгибающейся дугой параллельно дому, виднеющемуся между деревьями. Вскоре дорожка окончилась небольшой деревянной беседкой, увитой с одного бока пурпурными клематисами. Внутри на скамеечке сидел сиятельный Филиппе и, положив локоть на бортик беседки, почитывал книжечку. Выглядел лучше, чем вчера: по крайней мере, с утра причесался как следует, убрал с чела выражение вселенской тоски-печали и продемонстрировал интерес хоть к какому-то интеллектуальному труду. Белая рубашка с широкими рукавами и наполовину распущенной шнуровкой удачно дополняла образ почти что байроновского героя.

— Ба, какие люди и без охраны! — не удержалась я.

Филипп едва заметно поморщился, неохотно опустил книгу и медленно повернулся к нам.

— Адара Феодора, — тем не менее Филипп книгу отложил, встал и склонил голову. — Амодар Александр.

— Ан Катрино, — брат ответил лёгким кивком, а я ускорила шаг и поднялась в беседку.

— Как поживаете, Филипп? — осведомилась я с оскалом, вряд ли сколько-нибудь любезным.

— Неплохо, благодарю за беспокойство, адара, — в тон мне откликнулся сочетаемый. — А вы? Как обстоят дела с вашими затруднениями с памятью?

— Уже лучше, — заверила я. — Дома и стены помогают.

— Воистину, — Филипп смотрел на меня с откровенно нетерпеливым ожиданием, словно готовый вытолкать меня из беседки лично, вздумай я задержаться хоть на секунду сверх положенного.

— Надеюсь, вы хорошо устроились на новом месте?

— Жаловаться мне не на что.