Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу (СИ)

— Озел Ферворт примет вас. Только не докучайте озел вопросами и не задерживайте её — ей нельзя утомляться.

Мы втроём протиснулись в сумрачную прихожую и вслед за служанкой поднялись на второй этаж. Она отворила одну из выходящих на площадку дверей, переступила порог.

— Озел Ферворт, адара Феодора и… её сочетаемые, — представила нас служанка.

Поправлять её никто не стал.

Я первой вошла в небольшое светлое помещение, обставленное как гостиная. Запоров на двери я не заметила, стены обшиты деревянными панелями, на бюро у стены лежал нож для писем. То бишь острые предметы от неё не прячут. Сама адара сидела в кресле возле окна, вполоборота к двери, облачённая в строгое платье, длинное, тёмно-синее, и на наше появление не среагировала.

— Говорите живее, что вам надобно от озел, — прошипела служанка мне в спину.

— Здравствуйте, — я нерешительно шагнула к Трине, пытаясь уловить на бледном профиле хоть какой-то проблеск эмоций. — Я адара Феодора из Исттерского домена, и я…

Трина медленно повернула ко мне голову, посмотрела пристально.

— Чужая тень, — произнесла она негромко, но внятно.

Чёрт.

С трудом сдержалась, чтобы не обернуться и не понаблюдать за реакцией мужчин. Ладно служанка, которую я вижу первый и, скорее всего, последний раз в жизни, но Филипп…

Да и Ормонда со счетов сбрасывать не стоило — как-никак, мы с Филиппом ютимся в доме его родителей.

А потом до меня дошло.

Откуда она узнала?

Как?!

Трина склонила голову набок, продолжая смотреть на меня в упор, словно я монитор, на котором она видела новую занятную информацию. Убранные в простую причёску каштановые волосы обрамляли немолодое уже лицо с россыпью родинок, карими глазами и тонкими губами. У воротничка платья белело пятно — перламутровая камея, единственное заметное украшение на адаре.

— Запуталась чужая тень в чужой сети, барахтаешься-барахтаешься, но уже не вырвешься, как ни старайся, — что-то в речи Трины неуловимо напоминало Ярен. — Быть может, если бы сразу, то удалось бы освободиться, а так… — в прямом взоре появилось сочувствие, губы изогнулись в скупой полуулыбке.

— Я не… — попыталась я опровергнуть скандальное заявление.

— Хочешь сказать, ты не чужая тень? — каплю насмешливо возразила Трина. — Я-то вижу. Те нити, из которых соткан этот мир, ускользают от меня… больше я их не вижу, не слышу и не чувствую, как прежде. Зато взору моему открыты сети, что плетёт каждый человек, из которых сплетён он сам. Твоя тень чужда этому миру. Оттого и сеть перепуталась, что ты и барахтаешься, и свою плетёшь, новую. Она старую рано или поздно под собой погребёт и не будет больше той, другой, тени места в этом мире.

Не сказать, чтобы каждое слово Трины для меня прямо откровением сотого левела явилось, однако это не те новости, что предназначались для ушей посторонних.

И не совсем посторонних тоже.

Я всё-таки рискнула обернуться.

Служанка взирала на меня с крайней степенью недовольства — чья я там тень и откуда взялась, ей было абсолютно пофиг, лишь бы незваные гости упёрлись поскорее.

Удивление Ормонда прибавило в размерах — ещё бы, не каждый день подобное слышишь, пусть бы и от женщины, считающейся сумасшедшей.

В Филиппе явно боролись недоверчивое изумление, подозрительное озарение и отчаянная попытка трактовать слова Трины как-то иначе — сочетаемому предполагается жить со своей адарой долго и счастливо, а тут к прочим странностям добавилась чужая душа. Это вам не временная потеря памяти, это, по сути, другая личность и, если верить бывшей адаре, личность, застрявшая в этом теле всерьёз и надолго.

— Магда, можешь идти, — велела Трина.

— Но озейн Ферворт…

— Иди. И не беспокой нас, пока не позову.

— Слушаюсь, озел Ферворт.

Дверь за нашими спинами закрылась со стуком куда более громким, чем следовало бы. Трина поднялась, приблизилась, разглядывая меня то под одним углом, то под другим.

— Барахтаться прекрати, — неожиданно резко бросила она.

— Я не… — да я вообще ничего не делаю, стою на одном месте, даже пальцем не шевелю.

— Прекратишь — и плетение станет тоньше, ровнее. Иначе навяжешь себе узлов… той, другой, уже всё равно, она свою сеть в другом месте начнёт, а тебе с этими узлами жить.

— Той… вы имеете в виду настоящую… ну, прежнюю… душу? — спросила шёпотом.

Жаль, не предложила мужчинам выйти вслед за служанкой. Говорить свистящим шёпотом, понимая прекрасно, что Филипп и Ормонд всё равно слышат большую часть беседы, было не слишком-то удобно.

— Она ушла.

— Куда?

— Туда, куда нити её увлекли.

— Она… умерла? Или мы телами поменялись?

Трина безразлично пожала плечами, будто в её представлении смерть и обмен телами с человеком из другого мира были событиями равнозначными.

— А я? Мне-то что делать? — всплеснула я руками. — Я, между прочим, перемещаться нормально не могу. Выпадаю рандомно то на перепутье, то в другой домен, а после не могу ни обратно вернуться, ни понять, что, как и почему произошло.

— Потому что барахтаешься и путаешь.

И разговаривать с этой адарой не шибко легче, чем с Ярен.

— Как перестать барахтаться?

— Не барахтайся.