Наречённая из-за грани, или Попаданка в придачу (СИ)

– К ужину ты не спустилась, – Александр приближался ко мне неспешно и присматривался пытливо, настороженно. – И никто из нас словом с тобой не перемолвился с момента вашего возвращения… кроме Эсфел, естественно.

– Физически я вполне себе здорова, – заверила я.

– А твоя память?

Я пожала плечами.

– Что ты помнишь о… обо всём, что было до побега?

– Я и о побеге-то ничего не помню, узнаю обо всём с чужих слов и делаю свои выводы.

– А что ты помнишь?

– Ну-у…

Александр остановился, критично обозрел меня и указал на окно.

– Погода отличная, может, пройдёмся по саду?

– Давай, – согласилась я и отложила книгу. – Почему нет?

Сад просторен под стать дому и в моём представлении больше походил на маленький парк: длинные, убегающие во все стороны аллеи, ровно подстриженные кусты, пёстрые цветочные клумбы, массивные мраморные вазоны. Раскидистые деревья отбрасывали лёгкую тень на посыпанные гравием дорожки, в воздухе разлился сладкий цветочный аромат. Мы с Александром покинули дом, пересекли площадку перед фасадом и неторопливо углубились под зелёную сень. Поначалу шли молча, я любовалась садовыми красотами, брат украдкой меня разглядывал. Я притворялась, будто не замечаю взглядов настороженных и растерянных одновременно, ищущих упрямо в идущей рядом девушке прежнюю хорошо знакомую сестрёнку. И я его понимала. Как я сама бы реагировала, если бы ко мне привели близкого родственника и сообщили, что у того, дескать, внезапная амнезия приключилась? Смотри на него теперь, теряйся в догадках, что он помнит, а что нет… и что с ним делать, с этим знакомым незнакомцем?

Если отношения Феодоры с отцом соответствуют рассказам Эсфел, то вскоре случится похожая встреча и с родителем.

Если не хуже.

– Фео, – Александр помедлил, будто не уверенный, что ко мне нынче можно обращаться сокращённо. – Ты не думала… или, быть может, Лиша думала...

А-а, вот как Алишан зовут в кругу семьи.

– О чём?

– Что Ко… он мог что-то с тобой сделать?

– В смысле?

– Лиша говорит, он тебя загнал… как лошадь… потому ты и…

– Стала маленько ку-ку? – подхватила я. – Ну да кто из нас не без своих тараканов?

– Что, прости?

– Проехали, – и зачем я употребила этот глагол в данном контексте?

Отучаться надо, срочно!

– Куда? – ожидаемо среагировал Александр.

– Забей… забудь. Я тоже полагаю, что он меня загнал. Алишан сказала, мы слишком много прыгали по доменам.

– Резкие, частые скачки, особенно по новому пути, плохо отражаются на адаре. Если бы у тебя был зафир, было бы полегче…

– Почему? – вот про адарские способности слушать куда как интереснее, нежели жевать по десятому кругу факт бегства и амнезии.

– Зафир оберегает хозяйку от внешних воздействий и позволяет более равномерно распределять силы и точки их приложения. И других людей проще перемещать в зафире. Что же, ты и этого не помнишь?

– Нет. Ни премудрости адар, ни друзей и родственников, ни детства и юности, ничего, понимаешь, Саш?

А ещё избавиться бы от болтающейся на краю сознания мысли, что раз рядом со мной брат по имени Александр, то можно называть его Сашей. По лицу вижу, что имя Александр в этом мире так не сокращается, но оно всё равно продолжает срываться с языка прежде, чем я успеваю его перехватить.

– Понимаю, – ответил Александр не сразу. – Я не наша чрезмерно беспокойная сестрица, я не буду требовать от тебя немедленного возвращения памяти лишь потому, что мне неведома нынешняя ты.

Алишан поначалу тоже ничего не требовала. Но пара дней в моей компании окончательно её убедили, что с провалами в памяти Феодоры что-то сильно нечисто.

Аллея разделилась надвое, и мы свернули на правую, прошли по ней, плавно изгибающейся дугой параллельно дому, виднеющемуся между деревьями. Вскоре дорожка окончилась небольшой деревянной беседкой, увитой с одного бока пурпурными клематисами. Внутри на скамеечке сидел сиятельный Филиппе и, положив локоть на бортик беседки, почитывал книжечку. Выглядел лучше, чем вчера: по крайней мере, с утра причесался как следует, убрал с чела выражение вселенской тоски-печали и продемонстрировал интерес хоть к какому-то интеллектуальному труду. Белая рубашка с широкими рукавами и наполовину распущенной шнуровкой удачно дополняла образ почти что байроновского героя.

– Ба, какие люди и без охраны! – не удержалась я.

Филипп едва заметно поморщился, неохотно опустил книгу и медленно повернулся к нам.

– Адара Феодора, – тем не менее Филипп книгу отложил, встал и склонил голову. – Амодар Александр.

– Ан Катрино, – брат ответил лёгким кивком, а я ускорила шаг и поднялась в беседку.

– Как поживаете, Филипп? – осведомилась я с оскалом, вряд ли сколько-нибудь любезным.

– Неплохо, благодарю за беспокойство, адара, – в тон мне откликнулся сочетаемый. – А вы? Как обстоят дела с вашими затруднениями с памятью?

– Уже лучше, – заверила я. – Дома и стены помогают.

– Воистину, – Филипп смотрел на меня с откровенно нетерпеливым ожиданием, словно готовый вытолкать меня из беседки лично, вздумай я задержаться хоть на секунду сверх положенного.

– Надеюсь, вы хорошо устроились на новом месте?

– Жаловаться мне не на что.