Наречённая. Книга 2 (СИ)

Вернувшись, Маар прошёл к столу, поднял принесённый кувшин, припал к краю, сделав пару глотков. Крепкое сливовое навриемское вино — дорогое лакомство в этом захолустье — обожгло горло, вязко полилось внутрь. Страж открыл деревянную заслонку, выглядывая в узкое окно. Снег скользил в комнату и тут же таял, стынь охладило лицо. Буря шумела, за стенами крутилось месиво, ничего не разглядеть, только темнота и потоки белой крупы. Нойраны ещё не истреблены, и придётся поплутать несколько дней по холмам, чтобы найти их. Иначе они не могут двигаться дальше. Задача Маара — уничтожать порождения. Но всё крепче укоренялась мысль изменить свой путь. Отказаться от задуманного? Взять ассару и идти за Излом. Безумная мысль, дикая, она ударила под дых, выбивая почву из-под ног. Сам загнал себя в тупик. Когда Маар покидал Наврием, он чётко знал, чего хотел, что делал, куда двигался. Путь для него был ровный и прямой. Маар никак не думал, что появится ответвление строго противоположное тому, по которому он сейчас так неуверенно и шатко шёл. Если он примет это решение — свернуть — назад пути не будет. Голову разрывало от мыслей так, что ломило болью, горячило нутро.

Не нужно спешить, делать резких поворотов, пока всё идёт так, как он задумал. Сначала он доберётся до Ортмора и тогда будет уже действовать. Только ни черта это не приносит залога того, что стены не станут для него капканом, который захлопнется, как только он въедет в ворота. Наверняка совету и королю уже известно о том, что в его отряде ассару. И как узнать, что сейчас его люди не ступают по пятам Маара? Глотку сжало, а перед глазами встала слепая пелена, голова всё больше раскалялась железом, тяжелела так, что Маара вело. Он тряхнул волосами, сбрасывая накатывающую сонливость. Всё больше причин становится, чтобы у короля не возникло больше сомнений исключить исгара из рядов стражей. Если всё же Ирмус потребует Истану, Маар пойдёт против него. По губам Ремарта скользнула горькая ухмылка — ему больше нечего терять. Всё толкает его к тому. С его глаз спала пелена, теперь он ясно понимал, каким зыбким, неустойчивым было его положение при дворе. Несомненно, Маар долгое время стоял на пьедестале, он лучший воин в строю Ирмуса, но на его шее уже давно затягивалась петля. И в случае, если Маар поднимется выше, обретя личные силы, один неверный шаг, и пьедестал будет выбит из-под его ног, а петля затянется туже.

Сделав ещё пару глотков, Маар закрыл окно и отставил кувшин, решая, что на этом хватит, туманить голову он не хотел сильно, как и планировать. Завтра он всё решит и, кажется, он уже знал ответ.

Дождавшись лойона, Маар отдал ему приказ быть у двери ассару, вернулся в комнату, тяжело повалился на постель, потерев пальцами глаза. В висках бухала кровь, на грудь будто каменная плита легла. Ему делалось всё хуже. Маар смотрел в потолок, который освещал тягучий неровный свет лампы, размеренно дышал, пока стены не поплыли, а веки не налились тяжестью, его затянуло в пустоту. Исгар сомкнул ресницы, почти мгновенно провалился в сон, и где-то на краю небытия колыхнулось и обожгло вялое осознание

«Вино… Туда что-то подсыпали», — последнее, о чём подумал, погружаясь в густую топкую тьму.

После того, как страж ушёл, оставив меня в комнате, я долго смотрела в закрытую дверь. Моё тело не просто стало безвольным до тягучей тяжести в мышцах, а было раздавлено страстью и мощью исгара, расплавлено его жаром. Не осталось никаких мыслей, я просто упала обратно на кровать, прикрыв веки, и судорожно тянула в себя душный воздух из смеси острых пряных запахов близости, которыми полнилась комната. Меня топила нега, она плотным одеялом закутывала всю меня, пеленая. Меня словно перетряхнули и оставили без всякой надежды собраться вновь. Полежав немного, я всё же поднялась — сюда может зайти служанка. Пусть время позднее, но её может послать Маар с каким-нибудь поручением, или сам страж пожелает ещё вернуться. Нужно хоть как-то привести себя в порядок.

Я прошла к бадье. Каждое движение отзывалось трепетом внизу живота, плескалось ощущением Маара внутри. Губы пылали, соски горели, вынуждая вспомнить, как Маар прижимался к ним горячим ртом, выкручивал пальцами, кусал и посасывал. Жар опалил мои щёки, когда я испытала то же самое между своих ног, где сейчас горячо и влажно. Обжигающая страсть и ненависть — ядовитая смесь. Как это всё могло умещаться внутри меня?

Двигаться было тяжело, но я всё же постаралась хотя бы немного смыть явные следы мужского возбуждения. Отыскала новую сорочку, что скроили для меня портнихи Улрике. Выбора иного не было, ту, разорванную, нашла у стены — её только выкинуть. Приятная мягкая ткань легла на тело успокаивающе, я стала будто защищённее.