Одним рывком Маар поднял её на руки и, перекинув через плечо, направился к лестнице, в несколько прыжков оказался на верхнем ярусе, ногой распахнул одну из дверей спальной комнаты. Истана шумно дышала, сопела и хваталась за его шею, но не сопротивлялась. Маар опрокинул её на постель, упал сверху, не давая вздохнуть, прижался к губам, пронизывая волосы пальцами, расплетая их, зарываясь в белые локоны. Он тянул, кусал, сминал бёдра, груди терзая неумолимо. Истана вскрикивала, пихалась, оттесняла его, царапала — только больше злила, распаляя ещё сильнее. Он целовал ещё нетерпеливее, жадно, торопливо, желая почувствовать, ощутить её вкус, ненасытно глотая этот дурман, выпивая его. Он сел, зажимая между коленями её ноги, стянул с себя одежду, расправив штаны, потянул их с себя, сдёрнул, швырнул в сторону. Истана смотрела на него со спесью и какой-то обидой. Не выйдет, ассару, можешь не стараться. Он видел, что с ней что-то не так — изменения были повсюду снаружи и внутри — и сходил с ума от этого.
Маар обрушился сверху, упёрся ладонями в постель по обе стороны от её головы, всматриваясь в синеву глаз. Она устала. Она шла целый день, а он к этому времени не ел сутки и не спал двое, но, глядя на неё, забыл обо всём. Он хочет долбиться в неё, как безумец, одержимый её запахом, её телом, её стонами, впиваться в сладкие мягкие губы и всаживать член в сочную щель всю ночь. Никуда не отпускать. Никогда.
— Всё ещё ненавидишь меня?
— Больше, чем когда-либо, — глухо прошипела Истана, кривясь от его грубых жадных ласк, но он не мог сейчас по-другому.
— Покажи, как ты меня ненавидишь, — прохрипел, прикусывая мочку уха, — я так этого ждал.
— Лучше бы ты задохнулся под снегом, и твои кости изголодали бы те твари.
— Не сомневался, что худшей смерти ты бы мне не придумала.
Маара накрыло диким бешенством, когда он понял, что она привлекает его больше, чем когда-либо. Она привязала его к себе, приковала цепями, своей смелостью, дерзостью, которая его злила и которая восхищала. И даже сейчас она бросалась в этот вихрь отчаянно и отважно несмотря на то, что может пораниться, пострадать, несмотря на то, что стала совсем бледной, и губы потеряли свой цвет. Сейчас она поминала ему раненную птицу с надломанным крылом. Он видел это всё и не мог остановиться сам.
Собрал в кулаки платье, натягивая ткань на её шее, та впилась в белую кожу ассару. Маара обожгла ревность даже к этой ткани, рывок, и она с терском лопнула, открывая глазам исгара тело Истаны. По позвоночнику пролилась горячая магма, отяжеляя его. По-прежнему гибкое, изящное, с бледными розовыми сосками, наливающимися кровью только от его губ и поцелуев, манящими, зовущими припасть к ним, кусать и посасывать. Маар склонил голову над её грудью, чтобы скорее ощутить сладость этих вершинок, так чувственно реагирующих на его ласки. Облизал один и второй. Сжал их пальцами, посасывая, начиная тереться членом о её лоно. Да-а-а, его ледяная девочка теперь в его руках, Маар хотел, чтобы она извивалась и таяла ему на пальцы и на член. Истана тяжело дышала, не смотрела на Маара, её грудь волнующе вздымалась, она сжала колени, пытаясь отгородиться от его возбуждения, от его голодного взгляда, страсти, но он рывком раздвинул их снова в стороны, опуская ладони вниз живота, погружая между бёдер. Там горячо и влажно. Маар ввёл палец в её мягкое лоно, потом другой, растягивая, заполняя. Это заставляло его член пульсировать и наливаться кровью. Она текла для него, уже влажная, восхитительная, противоречиво возбуждённая и всё ещё сопротивляющаяся, замораживая исгара взглядом потемневших глаз. Маар резко задвигал пальцами, чувствуя, как она пытается сдержать возбуждение, отодвигая бёдра, сжимается, ещё больше дразня его. Он упёрся в изголовье кровати, таранил её соблазнительное, желанное тело. Входил всё глубже, ощущая, как сжимаются её мышцы вокруг пальцев, как прерывается дыхание, как раскрывается проклятая ассару под его натиском, невыносимо упоительно.