Наречённый для ворожеи

– Как бы там ни было, всё равно молодец, – сказала Альдона, по бледным губам которой скользнула мимолётная улыбка. – Только лесная малышка больше не нежить. Человек, я и Кипрея провели нужный обряд.

– Вот это да! – восхитилась Рута, и остальные девочки тоже радостно загомонили. Потом дочь ведьмы великодушно предложила: – Пусть уж живёт в нашей с близняшками спальне.

– Нет, это дитя побудет пока под особым присмотром, – покачала головой Альдона. – Не умеет разговаривать, и совсем дикое. Когда отмывали и состригали с головы колтуны, всех перекусала и перецарапала.

Так в обители появилась маленькая спасённая девочка, а Рута на какое-то время прославилась. Взрослые её хвалили, воспитанники Бера шушукались и провожали уважительными взглядами, а Тавр, очень возмужавший за прошедшую зиму – ему шёл пятнадцатый год, – вообще удивил. Неожиданно подкараулил Руту возле конюшни и сунул в руку сложенную в несколько раз голубую тряпицу. После чего исчез, успев перед этим белозубо и многозначительно ухмыльнуться.

Тряпица оказалась новым шелковистым платочком, как раз на весну. Явно подарок, знак внимания, и даже с пояснением от кого – в платок была завёрнута осьмушке листа плотной иноземной бумаги. Записка, прочитав которую сгорающая от любопытства дочь ведьмы испытала острое разочарование. Записка гласила: «Ти есть карошеньки светощек!». Внизу стояла неразборчивая и очень хвостатая закорючка, но кто именно пытался заигрывать, и так было понятно. Илька, который успокаиваться не собирался! К тому же барончик вдруг стал называть Руту исключительно «светощек», видно кто-то объяснил значение её имени.

– От горшка два вершка, а туда же, женихается! – прошипела себе под нос Рута, перед тем как рванула обыскивать обширном подворье обители в поисках барончика. Следовало наконец-то проучить бестолочь, чтобы впредь было неповадно.

Но первым мстительнице попался опять же Тавр, и разгневанная Рута решила – так тому и быть. Потому как нечего потакать Илькиным глупостям!

Без лишних объяснений она подошла к приёмному сыну Дайвы вплотную и заехала кулаком по носу. Тавр дёрнул назад головой и уставился на девочку с изумлением.

– Это чтобы не лез в непрошенные гонцы! – бесстрашно пояснила дочка ведьмы, яростно таращась на парня снизу вверх. – А Илька твой огребёт ещё больше! Кстати – не видал, куда утёк барончик?

По-прежнему ошарашенный Тавр отрицательно качнул головой. Его нос, хоть и не сильно, начал кровоточить.

– На вот, утрись! – состроив презрительную мину, Рута сунула парню в руку нарядный голубой платочек. – И начинай готовить своему Ильке костыли!

– Драчунья какая, просто стыд и срам! – донеслось вдруг из окна над головой, и оттуда свесилась рассерженная Дайва. – Немедленно вернись в класс!

Пришлось послушаться, и расправа над благородным Ильрихом в тот день не состоялась. Провинившуюся загрузили всякими делами, а спать отправили ещё раньше близняшек.

Конечно, Рута сразу не уснула. Пристроив под спину подушку, она долго сидела в постели и слушала в ещё прозрачных сумерках весенние трели скворцов.

Из приоткрытого окна в комнату проникал душистый ветерок, навевая какие-то смутные мечты, и когда девочку, наконец, сморило, приснился ей опять же Тавр. В образе столь любимого девушками Леля, то есть с красивым веночком на золотистых своих кудрях. Во сне Тавр-Лель пристально смотрел на Руту своими синими глазами и ласково улыбался, отчего дочь ведьмы вдруг ощутила непонятное волнение.

Сон запомнился настолько, что когда Рута проснулась, сразу подумала – лучше ей с Тавром больше не драться. Тем более именно он когда-то её спас, нашёл умирающую рядом с проезжей дорогой.

– Так и быть, сегодня же попрошу прощение за разбитый нос, – великодушно решила дочь ведьмы. – Пускай Дайва порадуется.

Но ничего из благих намерений не вышло. Когда девочка, завидев Тавра издали, бросилась его догонять, парень вздрогнул и кинулся прочь, волоча за собой ещё и Ильку. И так как Рута, вспыльчивая, но отходчивая, о своём обещании наградить барончика костылями благополучно позабыла, на Тавра она обиделась. Дальше не погналась и просить прощение передумала.

Зато вскоре пришлось извиняться уже перед Илькой. Ещё и принародно: при хмуром Магистре, расстроенной Дайве и возмущённой Альдоне. Сочувствовал Руте, кажется, один Бер, в глазах которого прыгали весёлые смешинки. Пожилой воин пытался их замаскировать и свирепо шевелил лохматыми бровями.

– Я больше не бу-у-ду! – тоскливо тянула Рута, не глядя благородному Ильриху в глаза. – И в колодец нарочно не толкала, по своей воле сиганул…

– О та, я хотить в колотес сам! По фашному затанию, Светощек мне помогаль бить храбурым! – горячо подтвердил сынок иноземного барона, совершенно мокрый, но с виду вполне счастливый. Ведь Рута, вытянув его из колодца вместе с подоспевшим Тавром, очень при этом радовалась. И дочка ведьмы действительно радовалась – что дуралей не утоп и ничего себе не сломал!