Наречия (Adverbs)

Но все это время вы, к своему разочарованию, понимаете: предмет вашего обожания о вас и не ведает. Хэнк какое-то время, словно футбольный мяч, погонял по улице какой-то мусор, затем, неслышный и незримый, влетел в чей-то дом. Его обитатель как раз вскрывал конверт. Где-то дальше в этом же квартале жила соседка, женщина гораздо старше его по возрасту, она и отправила письмо. Хэнк обнаружил, что ему ничего не стоит прихватить со стола ручки – теперь вы знаете, куда они пропадают, когда вы не можете их найти. Но его за этим делом застукал кот.

– Мистер Миттенс, в чем дело? – поинтересовалась у кота женщина. – Признавайтесь, что вы такого увидели, мистер Миттенс? Почему вы так странно себя ведете?

Хэнк показал коту средний палец, причем уже не в первый раз, и пошел себе дальше, держа ручки словно букет чахлых роз, потому что был уверен на все сто процентов, что его никто не видит.

Как выяснилось, он был не прав. Вернувшись в парк, Хэнк вновь посетил место преступления, возможно, в надежде, что застанет там преступника. Он прошел к конюшням, где девочки любовались лошадьми, в то время как мальчишки мечтали о том, когда же наконец их отпустят домой. Хэнк старался держаться подальше, по опыту зная, что лошадь – животное непредсказуемое. Вместо этого он постоял на газоне, отбрасывая тень на женщину, которая, сидя на одеяле, поглощала печенье. Моя жена обожает печенье, обычное печенье с шоколадной картинкой наверху, на которой изображен мальчишка, поглощающий это самое печенье. То есть мальчишка на печенье видит печенье на печенье, так что чему удивляться, что женщина заметила Хэнка и сказала, обращаясь к нему:

– Эй!

– И вам тоже эй! – радостно отозвался Хэнк.

– Я хочу сказать, ты загораживаешь мне солнце, – ответила женщина, правда, с улыбкой. – Присаживайся на одеяло, а не то ты застишь мне свет.

Хэнк сел на одеяло, и теперь солнце освещало их обоих.

– Можно мне одно печенье? – спросил он.

– Боюсь, что нет, – ответила женщина. – Мой муж на протяжении многих лет поглощал не только свою долю, ной мою. Я впервые здесь в парке одна, без него. И дала себе слово, что съем все сама, а Джо не получит ни печенюшки. Пусть даже не рассчитывает.

– Смотрите, как бы вам не стало плохо, – предостерег ее Хэнк!

– Я и сама боюсь, – согласилась женщина. – Когда семейная лодка разбилась, некому подержать вам в туалете голову, если вас вдруг начнет тошнить. Но есть и иные причины. Дело не в одном лишь печенье.

– Разумеется, не только в нем, – поддакнул Хэнк. Женщина вздохнула. Шутки насчет печенья иссякли, и

теперь она смотрела в сторону конюшни, где, каждая в своем отдельном стойле, жили лошади.

– Все это очень печально, – призналась женщина, – а еще печальнее, что я говорю об этом в парке и причем с совершенно незнакомым человеком.

– Значит, ты меня не помнишь, – сокрушенно вздохнул Хэнк. – Я Хэнк Хейрайд.

– Хэнк Хейрайд? – переспросила женщина. – Это твое настоящее имя? Уж больно странно оно звучит.

– Мое собственное, – ответил Хэнк. – Мы с тобой вместе учились в одной школе. Ты – Эдди Тархьюн.

– Учились в одной школе? – в очередной раз переспросила женщина.

– Нуда, вспоминай. Сороки, вперед! – подсказал Хэнк. – Ты еще была в классе у мисс Уайли.

– Хэнк Хейрайд? – повторила женщина по имени Эдди. На мгновение она подняла глаза, словно Хэнк по-прежнему загораживал ей солнце. – Хэнк Хейрайд? Быть того не может!

– Очень даже может. Я еще был всю дорогу тайно влюблен в тебя.

– В классе мисс Уайли? – спросила Эдди. – Той самой, что читала нам рассказы про рыцарей и все такое прочее? Помнится, она обожала старые стихотворения про любовь.

– Тогда ты даже не замечала моего существования, – пожаловался Хэнк.

– Ну, в этом нет ничего удивительного, – ответила Эдди. – И чем я занималась в классе все то время, пока ты был в меня тайно влюблен?

Хэнктоже посмотрел на лошадей. На мгновение его взгляд задержался на птице, и та рухнула на забор, после чего упала на землю, мертвая и неуклюжая.

– Я дергал тебя за волосы. У тебя еще была ручка, такая красная с золотыми буквами вдоль одной стороны, если не ошибаюсь, название какой-то компании. Колпачок у нее был странной формы, словно край пирса. Если хочешь, я могу нарисовать его для тебя по памяти. У тебя была привычка ее жевать, после чего ты проводила ею по волосам, и тогда твои волосы накручивались на ручку, словно струи водопада.

– Скажи мне, – произнесла Эдди, – скажи мне, что ты не любил меня после этого и не преследовал меня по пятам, что ты попал сюда совершенно случайно.

– Нет, нет и еще раз нет, – заверил ее Хэнк. – Я просто смотрел на тебя и думал о той песне, в которой говорится, что дело не в улыбке и не в прическе, хотя, наверное, в них-то все и дело.

– Знаешь, мне как-то не по себе, – заметила Эдди. – Признайся честно, ты после школы выслеживал меня?

– Нет, боже упаси! – поспешил успокоить ее Хэнк. – Да и песня с тех пор мне разонравилась. Она ужасно дурацкая, эта песня, а потом я окончил школу и…

– И что?