Нариманов

Даже мудрейшая Халима-ханум (в последние годы она живет с сыном в Баку) сомневается, следует ли ей славить аллаха, или горько печалиться. «Нариман — почтенный муэллим, взрослый мужчина — в новруз-байрам ему исполнилось тридцать два — рвется заново учиться, уезжает в далекий город Одессу. К добру ли это?»

А он не может поступить иначе. Он постоянно сталкивается с прототипами действующего в его повести «Пир» [17]незабвенного моллы Джафаркули. Святой отец — в недалеком прошлом он водил по деревням дрессированную мартышку — обращается к жаждущим исцеления паломникам:

«О, благоверные! Я слышал, что в городе и в ряде селений народ, испугавшись холеры, намерен бежать куда-то в горы. Остерегайтесь подобных поступков. Холера — болезнь божья, Аллах всегда посылает страдания неблаговерным. А вы, слава аллаху, люди правоверные. Вы совершаете намаз [18], соблюдаете пост, вы из тех, кто постоянно посещает Пир, и вам нечего бояться. В прошлом году человека, заболевшего холерой, привезли сюда из селения. В миску с водой я насыпал землю из Пира и дал больному выпить. Он сразу выздоровел. Чего же вам бояться? Аллах дал болезнь и лекарство от нее, но помогает оно только правоверным».

Земля из «святого» места — для избранных. Для тех, кто жертвует деньги, драгоценности, баранов. В обиходе же лекарство от всех болезней — холеры, чумы, туберкулеза — бумажка с молитвой, написанной моллой за подобающее вознаграждение. Бумажку полагается опустить в воду, когда исчезнет надпись, целебное питье готово. А там… на все воля аллаха!!

Слепая вера невежественных пациентов, мошенничество безгранично жадных молл-знахарей, почти полное отсутствие врачей-мусульман — зло старое, вековое. Нариманов с ним сталкивается не со вчера, не с третьего дня. Пытался обличить это зло еще в первый год после семинарии, учительствуя в селении Кызыл-Аджили. Бедствие каким было, таким остается. Меняется взгляд Нариманова на жизнь. Известно, самая тонкая пленка па глазу зрение сильно ограничивает или вконец затуманивает. Теперь у Нариманова она понемногу исчезает. Дали обозначаются отчетливее.

«Выбор медицинского факультета, — сказано в биографии, — знаменовал те начавшиеся в нем внутренние сдвиги, которые не могли не произойти в условиях общественной работы в Баку, этом крупнейшем капиталистическом центре, где резче, чем где-либо в тогдашней России, били в глаза ужасающее имущественное неравенство, обогащение одних за счет других и т. п. социальные явления и процессы. «Проклятые вопросы» требовали ответов; их не было, и вот Нариманов бросается изучать естественные науки…

И рукою Нариманова написанное, достаточно существенное: «…Тяжелые жизненные условия, неоднократные удары судьбы мешали мне в достижении намеченной мною цели. Теперь, выдав племянницу замуж, определив остальных детей в учебные заведения, я думаю, что долг относительно семьи мною выполнен и я могу заняться продолжением своего образования, что уже издавна служило моей заветной мечтой».

…В зачитанной в Баку до дыр книге Владимира Ильина — подпись «Н. Ленин» появится позже, через несколько очень важных для Нариманова лет — в книге «Развитие капитализма в России» [19]отмечено: почти вся нефть добывается в Бакинской губернии, и Баку «из ничтожного города сделался первоклассным промышленным центром, с 112 тыс. жит.».

Почти вся нефть России и более половины мировой добычи! 671 миллион пудов в 1901 году. Население снова почти удвоилось — уже 207 тысяч. На промыслах, на нефтеперегонных заводах в морском порту около 70 тысяч рабочих, 30 национальностей и народностей.

Куда ни посмотришь — густой черный лес нефтяных вышек, воткнувшихся в ядовитый дым и зловонный пар. «Магическое слово «фонтан» кружило голову, — рассказывает «наблюдатель» в газете «Искра», — всякий надеялся отвести в свой канал что-нибудь из золотого дождя миллионов. Деньги лились рекой! Капиталы наживались и проживались с американской быстротой. Напоминание об общечеловеческих интересах прозвучало бы резким и смешным диссонансом в этом царстве…»

Здесь ни неба, ни солнца, ни единого зеленого деревца. Земля, люди — все густо обрызгано зеленовато-черной маслянистой жидкостью. Под ногами хлюпает, чмокает топкая грязь, перемешанная с нефтью. Посередине «улиц» глубокие ямы — «амбары» и «озера», до краев наполненные мазутом, и кипящие лужи отбросов, возникающих при очистке керосина кислотой и щелочью. Мучительная смерть грозит тому, кто угодит в плотной ночной темноте в «амбар», да и днем никто не попытается вытащить оступившегося — бесполезно, несчастный мгновенно захлебывается, идет ко дну… Уши раздирают лязг, грохот, скрежет, звон от бурения скважин и тартания нефти.