Нарисованная красота (СИ)

— Какую жену? — Не отвлекаясь, переспросила его.

— Я ж тебе говорил — многие семьи создали, когда не у дел оказались. — Я кивнула. — У Вилко жена в общине осталась, когда вода его к тебе отправила. — Пожал плечами дворовой.

— А чего он сам не попросит? — Удивилась я.

— Его жена тоже домовушка, только от воздуха посланка. — Веско ответили мне.

— И что? — Я не понимала, какое это имеет значения.

— И только хозяин может решить, что в его доме будут уживаться двое домовых. Сам. — Как глупенькой разжевали мне.

Информацию к сведению я приняла и вернулась к делам. Вот с этого разговора я ходила и думала над тем, нужна ли мне на самом деле еще одна домовушка.

Как я выяснила, помощники — ребята смертные только принудительно, человеческий век для них короток, так что дождется Вилко жена, сама не заметит, как годы пролетят. С другой стороны, не хочется разлучать семью, раз они не только ее создали, но и пронесли свои узы сквозь года.

— Проходи, Гевген. — Повторила я и пошла в дом.

Мужик снова дернул створку ворот и, наконец, попал внутрь.

— Как ты Литта? — Настороженно глядя на меня, спросил Гевген, когда мы устроились на кухне.

— Оправилась, Гевген. — Улыбнулась ему тепло. — Как прошел караван?

— Без твоего отца туго пришлось, но мы справились. — Резко погрустнел мужчина.

На этот раз удалось рассмотреть его получше. Не очень высокий, но все же выше меня, широкий в плечах, со стремительно завоевывающими голову залысинами, потеснившими золотистые с проседью волосы. В свободной рубахе и жилете, штанах из чего-то вроде замши и здоровенных грязных сапогах.

Но более всего отвлекал меня запах. Смесь человеческого и конского потов, неповторимого аромата грязного мужского тела с легкими нотками сортира, заставляла меня остро хотеть отмыть его со щелоком.

— Прости, Гевген, но тебе просто необходимо помыться. — Пресекла беседу я. — Прямо сейчас.

— Нечисть накличешь, глупая! — Привычно попытался отбрыкнуться гость.

— Ты виз? — Только вздохнула я.

— Нет. — Удивился вопросу он.

— Тогда к тебе никто не придет. — Уверенно сказала я. — Зуб даю.

Последние недели мои помощники изо всех сил меня просвещали на тему взаимоотношений людей и их народа, так что я точно знала, что к невизам они просто не могут приходить — таковы правила.

— Откуда знаешь? — Подозрительно уточнил собеседник.

— Пока не вымоешься, ничего не расскажу. — Ультимативно сообщила я.

Гевген посопротивлялся еще какое-то время, но в итоге согласился и спросил где ведро. Пока мы выясняли зачем ему ведро, потом разбирались, что бадью набирать не надо, спустилась Мьяла.

— Кого ты опять принимаешь, Литта? Запах как от трупа. — Пробурчала она прямо с лестницы.

— Никого я не принимаю, Мьяла. — Улыбнулась. — Меня навестил старый друг отца и он уже идет мыться. — Подтолкнула Гевгена.

После короткого ликбеза, я вернулась на кухню. Вилко мыл пол, бурча под нос, Мьяла ушла к Крынке, а я уселась жевать сельдерей, за которым сходила в подпол.

Откровенно говоря, я могла бы круглосуточно питаться пирожками — так сильно я похудела во время затяжного сна.

Мьяла вернулась с молоком и сливками. Каждое утро она делала новое сливочное масло, половину которого она использовала в тесто вечером, а вторую половину использовала для сдоб. Теперь у нее были в меню пирожки с семью видами начинки, бутерброды с бужениной и копченой рыбой. Первое мы делали сами, а второе покупали у той лоточницы, которую летом взяла под крылышко Мьяла. Правда предварительно мы испортили килограмм пятьдесят рыбы, пока я сообразила, как правильно собрать коптильню. У отца на даче была каменная коптильня, но я даже рядом с ней никогда не стояла, только слушала бесконечные папины рассуждения на тему щепы, поддува и всего вот этого. Итогом моих страданий стала вкуснейшая копченая рыба, которая разлеталась у девушки еще быстрее, чем пирожки у Мьялы.

При этом, они, кампроу, договорились между собой о том, что рыба обменивается на сдобу — так что бутерброды были на обоих лотках. Теперь они вдвоем присматривались к конкурентам, которые каждый день множились как грибы, чтобы присмотреть себе еще кого-нибудь в компанию и еще больше расширить свой ассортимент. Пока что им никто особенно не приглянулся, но я ждала кого-то особенного еще до первого снега.

Я с удовольствием жевала укратый у Мьялы (с ее одобрения) бутерброд с рыбой и ждала Гевгена. Судя по плеску, его одежда давно ждала пока ее наденут, а вот над самим мужчиной вода продолжала трудиться.

За воротами потихоньку начинался день: первые торговцы и мастера двигались к рынку, позвякивая своей поклажей. Собаки на этот звон брехали со своих дворов. Спустилась Хора и стала требовать свое утреннее молоко. Мьяла побурчала для порядка, но налила в блюдце лакомство. Свежие, теплые еще, сливки эта наглая кошка не признавала.

С момента появления в доме ее шерсть стала лоснящейся, из грязно-серой превратившись в дымчатую, с длиннющим хвостом и острыми огромными ушами. О ее совершенно не поддающейся измерению силе я думала всякий раз, когда смотрела на кошку.