Нарисованная смерть

Во всех домах по Кент-авеню открылись окна; люди толпились у окон, привлеченные зрелищем смерти. Джордан про себя подумал, что уместнее говорить не «место», а «сцена преступления».

Когда они подъехали, по знаку одного из полицейских заграждение раздвинулось, чтобы пропустить их.

Буррони припарковался позади полицейской машины, вставшей посреди улицы. Перед ней, в нескольких метрах, на асфальте лежала белая простыня, под которой угадывались контуры человеческого тела.

Слепящие блики фар, голубоватый отсвет простыни напомнили Морин такую же сцену, виденную за тысячи километров и, казалось, всего за несколько минут до настоящей.

Ну как, плохо?

Да. Плохо. Ужасно видеть на земле человека, убитого другим человеком и прикрытого полотняной тряпкой – единственной оставшейся ему обителью милосердия.

Молодой, атлетически сложенный полицейский стоял рядом с машиной. Увидев подъехавших, он двинулся им навстречу.

– Агент Фёрст. Я был в патруле с агентом Хитчин. Это мы его обнаружили.

– Детектив Буррони. Я занимаюсь розыском.

Буррони не потрудился представить своих спутников – то ли не счел нужным, то ли не знал, как их отрекомендовать.

– Он был уже мертв?

Полицейский помотал головой, тряхнув светлым чубом.

– Нет. Он появился вон из-за той сетки и побежал нам навстречу. Совсем голый, от страха говорить не мог. Когда мы подошли, он упал на колени. По приметам мы поняли, что именно о нем говорилось в оповещении. Мы спросили, и он кивнул. А потом, думаю, у него случился сердечный припадок. Фибрилляция сердца.

Джордан отошел на несколько шагов от группы и оглядывался по сторонам, как будто происшедшее вовсе его не интересовало. Но Буррони уже хорошо изучил его и знал, что он не пропускает ни единого слова из сказанного агентом.

– Он ничего не сказал перед смертью?

– Не знаю. Когда он уже доходил, я был в машине, вызывал «скорую» по рации. В момент смерти с ним была моя напарница.

Джордан впервые подал голос:

– Где она сейчас?

Агент Фёрст показал рукой на металлическую сетку, за которой, подсвеченные фонарями и фарами, угадывались контуры промышленного объекта.

– Агент Хитчин на месте, где найдена машина похитителя.

Джордан подошел к лежащему на земле трупу. Присел и поднял край простыни. Агент Фёрст, Морин и Буррони тоже подошли и склонились над ним.

– Бедняга. Крепко ему досталось.

Морин опустилась на корточки рядом с Джорданом, вытянула руку и приоткрыла все тело.

– Представляю, какой ужас он пережил. Это и по запаху чувствуется.

Голос твердый, без тени дрожи, но все-таки понятно, как она жалеет покойника. Джордан отметил, что его восхищение этой девушкой с каждой минутой растет.

– Да. Недержание, сердечный приступ – это ужас в чистом виде. Пошли взглянем на машину.

Они оставили агента Фёрста сторожить труп до прибытия экспертов и патологоанатома, а сами погрузились в машину и, отвернувшись от «сцены преступления», от зрителей в окнах, от тщеславной премьерши-смерти, вечно ожидающей, что ее вызовут на «бис», проехали небольшой отрезок по давно не ремонтированному асфальту до ворот в железной ограде. По бокам от них торчали чахлые городские кусты, выросшие в неподходящем месте, несмотря на смог и кислотные дожди.

Раздвижная железная дверь мрачного строения на левом краю огромного пустыря была распахнута в темноту.

Перед ней стояли две полицейские машины, как бы конвоируя «додж», в точности соответствующий описанию портного Силвы. Багажник был открыт, и один из полицейских лучом фонарика обследовал его внутренности. Он посторонился, давая возможность Буррони, Морин и Джордану насладиться исходящей оттуда вонью.

– Есть что-нибудь интересное?

– Только тряпье, провонявшее блевотиной. Когда мы подъехали, багажник был открыт. В машину мы не заглядывали – ждали вас.

– Хорошо.

Буррони вытащил из кармана латексные перчатки и привычным жестом подал Джордану.

– Тебе и карты в руки.

Это была не столько капитуляция, сколько признание чужого превосходства. Джордан кивком поблагодарил его, надеясь, что темнота не поглотит этот жест.

Затем надел перчатки, попросил у полицейского фонарик и открыл заднюю дверцу «доджа». Луч заскользил по дерматиновым сиденьям, от времени покрытым частой паутиной трещин. В машине пахло сыростью и пылью.

Джордан сантиметр за сантиметром изучал нутро машины, пока не наткнулся на прозрачный пластиковый мешочек. Нагнувшись и опершись на потертое сиденье, Джордан ухватил его левой рукой, вынырнул наружу и протянул фонарик Буррони.

– Посвети мне, пожалуйста.

Двумя пальцами он вытащил из пакета красную тряпицу и развернул ее. В ней обнаружились очки странной формы, с резинкой вместо дужек и такой же древний кожаный шлемофон. Секунду он вглядывался в эти весточки из мира версий на красной тряпке, которая при ближайшем рассмотрении оказалась шерстяным шарфом.

Потом резко вскинул голову.

– Что там, внутри строения?

Ему ответил другой полицейский, только что подошедший.

– Мы еще не входили. Выключатели не работают. Я послал агента Хитчин подключить свет.