Нарисуем

— На! — Пека вытащил из кармана заветную тряпочку, развернул. До боли знакомые корявые бляшки: золотортуть! — Держи! Тебе жить!

Слезы потекли.

— А тебе?

— Мне своего яду хватает! — гулко ударил в грудь. Звук необычный.

Да, мне жить… Но если лишь на бляшки надеяться — жить недолго. Так не пойдет! Полюбовавшись, завернул бляшки в тряпочку, назад протянул. Пришло, видно, мое время. Пора Пеку поднимать. «Нарисуем!» — как говорили когда-то мы.

— Пошли!

— Куда? — Он пошел неуверенно, но с надеждой.

— Нарисуем!.. Ты знаешь, кто здесь находится?! — я вскричал.

— Гуня, что ли?

Реагировал неадекватно!

— Да!

— Не вижу наживы! — грубо Пека сказал. С лету вырубает Гуню! Ну нет уж! Ни одному своему герою не дам отдыхать!

— Все увидишь, — я пообещал.

А что, интересно, увидит он?

— В кино хочет тебя снять… кинозвезда ты наша!

Я радостно ускорил шаги. Пека плелся. На «Марш энтузиастов» это мало похоже.

— Да, — я обернулся назад. Буквы «ГОРНЯК ЗАПОЛЯРЬЯ» на том берегу как город стояли, — кстати, — вскользь произнес, — ты не можешь ли, как директор в соку, эти буквы убрать… хотя бы на время?

Не одно сделаю, так хоть другое.

— Фильм-то исторический. Понимаешь? Буквы эти не лезут в него.

— Во! — Он ответил своим любимым жестом, хлопнув по сгибу руки, и я им залюбовался, как прежде! Он прав. Если тут и есть что-то историческое — то эти буквы.

До виллы все-таки добрели. И увидели!

Стаю шикарных машин. Какой, на хрен, тут век?

Тем временем проходили мимо нас:

известный общественный деятель (бывший подводный чекист);

брюнет, известный как обладатель дырки в государственной границе (он же главный таможенник);

два ярых политических противника… бурно прильнувших с двух сторон к одной красотке;

маленький неприметный человечек по кличке «Украл Урал»;

два известных телевизионных обозревателя — и оба оборотни…

Бодрый гомон. Объятия лидеров различных масштабов.

Спортсмены с развернутыми знаменами.

Гуня стоял почему-то во фраке… Пламенный революционер?

Стройно казаки подошли — каждые в своей форме. Кубанцы, гребенские, донцы, терцы, ногайцы. Впереди шел усатый есаул.

— Куда нам?

— Мы, кажется, с вами договаривались, — нервно Гуня вскричал, — что вы будете осуществлять охрану!

— Могем! — добродушно откликнулся есаул.

— Ну давай, Санчо, командуй! — загомонили казаки.

— Что это? — произнес я. Такого я не писал!

— Здесь теперь, — горестно Гуня произнес, — уже не выдуманный мирок твоих рассказиков! Здесь, увы, реальная жизнь.

Я с изумлением озирался… Про реальную я бы не сказал. Шли сочные красотки… но мне как-то до фонаря. Упала секс-активность? С огорчением заметил, что это не волнует меня. Конец?

— Ну что? — Гуня самодовольно огляделся (творение его рук?). — Отечеству не хочешь послужить?

— Давай, — я произнес осторожно. Знал уже по опыту: пафос всегда у Гуни ассоциируется с крупной деньгой. — Так что это? — все же уточнил.

— Увы, реальная жизнь! — Гуня глянул окрест. Ни хрена себе реальная! Какие тачки! — Съезд новой партии! — просто закончил он.

— Как новой?! — ужаснулся я. Тогда это звучало кошмаром!.. во всяком случае — для меня. Нам и старой во как хватало!

— Вот так, — скорбно Гуня произнес. — Должны же мы сделать что-то стоящее?

Смотря сколько стоящее. У нас уже одна партия есть! Ум, честь и собственность нашей эпохи.

— Да, мы рискуем! — он гордо выпрямился.

Между тем прибывали лимузины. На тайную маевку это как-то мало было похоже. Идеи мне не близки… но роскошь нравится.

— А кто… — я огляделся, — режиссер всего этого?

— А кого они еще могут найти за такие мизерные деньги? — он горько рассмеялся. — Но ты, надеюсь, со мной?

Подъехал очередной лимузин, и из него вышли (вот этих знаю!) мама-балерина и с ней под ручку свежий ее муж, министр экономики Швец… он же Пекин патрон. Ясное дело, зачем партия ему! Чтобы в случае повышения цен (уже начинается) объяснять всем: «Так надо!»

— Мы пойдем на все, — сказал Гуня бесстрашно, — но мы выберем здесь именно нашего представителя в Верховный Совет!

И я даже знаю — кого. Слегка перефразируя знаменитого вождя, хочется воскликнуть вслед за ним: «Страстно далеки они от народа»!

Гуня вдруг мне шепнул жарко:

— Кстати, мама взглядов его абсолютно не разделяет!

По разные стороны баррикад в одной постели.

Однако когда Швец подошел, Гуня отрекомендовал меня лихо:

— Этот одной ногой уже наш!

Швец поглядел сквозь пенсне почему-то неодобрительно. Мама глянула более благосклонно. Захотела не примой-балериной стать, а женой депутатской. А в «золотых рыбках» — Гуня и я!

— Но ты меня не бросишь, надеюсь? — шепнул Гуня, когда они прошли.

Да-а, однажды, по его просьбе, одному министру я написал. Потом долго каялся!

Кое-кто его ругал,
Что за свет он много брал.
Но любил его народ
За бесплатный кислород!

А теперь Гуня думает — получится лучше?

— Ты знаешь ведь — все воруют! — Гуня шепнул мне.

— Не может быть.

— Но здесь будет не так!! — вдруг рявкнул он. Я даже отшатнулся. Ну нет так нет.

— Вот! — я выставил Пеку вперед, последнюю нашу моральную опору, как мне казалось на тот момент.