Последний начальник, самодур и крикун, обожал унижать сотрудников, а иногда клиентов, вспыхивал как пук хвороста, а потом заглаживал вину бутылками элитного алкоголя, а вот перед подчинёнными никогда не извинялся, просто не считал это нужным.
Алексею терпения хватило ненадолго. Мириться с выкрутасами начальства и позволять унижать себя ради хорошего места и приличной зарплаты он не мог, не видел в этом необходимости. Если только чувствовал, что в каком-то вопросе идёт на сделку с совестью, выбирал другой путь, где не приходилось ломать свой характер и прогибаться. На этой работе он обзавёлся знакомствами, освоил нужные компьютерные программы и уволился без сожаления, решив начать собственное дело. Первыми заказчиками стали постоянные клиенты прежнего начальника, уставшие мириться с его грубостью и тяжёлым характером.
Алексей жил в Питере вместе с Даниилом, но каждое лето возвращался в Комсомольский на медосбор. Эту жаркую для любого пасечника пору не мог пропустить, но почему-то не задумывался, что им руководит: желание или всё-таки обязательства. Сам себя убеждал, что это подневольная повинность и долг перед родителями.
Июль выдался тёплым и ароматным. Комсомольский благоухал цветущими липами, поля принарядились в кудрявый душистый горошек, вербену и голубые васильки. Воздух гудел от пчёл и колыхался маревом над ароматным разнотравьем.
За последние годы посёлок сильно изменился. Половина Комсомольского просто перестала существовать. Лес поглотил заброшенные дома, пронзив молодыми деревцами крыши, и оплёл повиликой заборы. Заброшки стали ещё загадочнее и привлекательнее для непоседливых детей. В противовес запущенной части поселения, оставшаяся половина похорошела. Появились новые дома, отдалённо напоминающие дворянские усадьбы. Снова стало модно жить в собственном владении и хозяйничать на своём участке. Ожили бывшие колхозные поля, теперь их выкупили частные предприниматели, облагородили и засадили подсолнечником и гречихой. Плодовитость пасек у коренных комсомольцев обещала хороший урожай. Снова возродилась охота в лесу.
Центральная улица обзавелась хорошим асфальтом, рядом с администрацией появился ухоженный парк с претензией на современность и детская площадка с вырвиглазной пластиковой горкой, которую видно было почти из любого уголка посёлка. Изменился сам облик Комсомольского, он не выглядел запущенным, хотя ещё больше сросся с лесом, став его частью.
Алексей побродил по саду, срывая на ходу хрустально-алые вишни, вышел к озеру, отметил новые, ещё не потемневшие от воды мостки. На волнах покачивалась лодка без вёсел, глухо стукалась боком о деревянную сваю. Пахло тиной и влажной землёй. Закатав джинсы, Алексей спустил ноги и замер, разглядывая зеленоватую воду, облизывающую его стопы. Мысли снова вернулись к Марине.
В это лето они с братом немного запоздали с поездкой в Комсомольский, только вернулись из Штормового и теперь дразнили местных жителей бронзовым загаром. Он снова видел Марину. Едва узнал в стройном, немного угловатом подростке ту самую фантазёрку с прозрачными глазами. Она уже не была ребёнком, но ещё не стала девушкой. Он застал её в переходном состоянии, словно поймал момент чуда, когда на свет появляется бабочка. В этот раз он не смог, да и не пытался скрыть свою симпатию, но нарочно выставлял её как шутку. Всё-таки разница в возрасте не давала быть до конца откровенным и смелым в своих чувствах.
Марина смущалась, делала вид, что не замечает знаков внимания, хотя явно тянулась к нему и сама искала его общества. Старшая сестра Марины — Алсу, более опытная в плане отношений, развитая не по годам девушка сразу разглядела его интерес, многозначительно приподняла брови и подмигнула. А Марина упорно закрывала глаза и отрицала всё, что намекало на серьёзность чувств со стороны Алексея.
В этот раз Марина не казалась свободной и независимой, её словно что-то сдерживало. Она напоминала штормующее море, запертое в стеклянной бутылке, её морская душа рвалась на свободу, заставляя стенки узилища дрожать и покрываться мелкой сеткой трещин.
Алексей так и не узнал, что в это лето случайно вернул ей долг. Когда-то она неосознанно освободила его из тисков ожиданий и помогла обрести душевное равновесие. В этот раз своей симпатией он расколол стенки тюрьмы, вернул ей спокойствие и свободу от подростковых комплексов. Избавив её от неуверенности, он открыл её сердце для другого человека. Марина не назвала имя, но его существование она не скрывала. Его морская мечта была влюблена в другого и, кажется, переживала, что её любовь не взаимна.
Ревности не было, скорее, какая-то светло-серая печаль. От Алексея ничего не зависело, оставалось только надеться, что симпатия к неизвестному счастливчику временная, и в следующий его приезд она найдёт место в своём сердце и для него. Он снова поставил жизнь на таймер. До следующей встречи с Мариной осталось четыре года.