Нарисуй меня счастливой. Натурщица

Вадим мрачно кивнул: он никогда не любил эту пронырливую старушку, которая всегда и во все совала свой нос. Ни одно событие в доме, будь то свадьба, или похороны, или просто семейный скандал, не происходило без ее посильного участия.

— Вы сегодняшний «Мегаполис» читали? — со странным блеском в глазах поинтересовалась соседка.

— Баб Маш, мы такие газеты никогда не покупаем.

— Да я-то тоже, больно уж они дорогие, да сегодня с утра внучек в гости забегал, чайку попить, вот он и оставил. Я газетку-то взяла, дай, думаю, погляжу, чего в мире творится, а там, прямо на первой странице, Алинка ваша, голая, — протараторила старуха и с любопытством уставилась на Лору, явно ожидая ответной реакции.

— Что за ерунда?! — недоуменно спросила Лора: голова ее была занята проблемами Вадима, и заявление соседки показалось ей полным бредом.

— Какая же ерунда? — обиделась баба Маша и ткнула пальцем в фотографию. — Смотрите! Что ж, я Алинку не признаю, хоть и намазанную?!

Лора машинально взяла протянутую старухой газету.

На первой странице действительно была большая фотография немой сцены: застывшие в нелепых позах обнаженные Алина и Тамара в хлопьях пены и Игорь с разбитым лицом. Над фотографией красовался крупный заголовок: «Скандал в галерее» — и чуть мельче: «Художник Разумов поливает натурщиц из огнетушителя». Лора Александровна пробежала глазами заметку, помещенную ниже, в которой смачно и преувеличенно, как это всегда бывает в желтой прессе, описывались события прошлой субботы. Текст изобиловал такими фразами, как: «пьяный художник», «соблазнительные изгибы тел натурщиц», «месть бывшего любовника», «боди-арт или порнография?».

Лора Александровна растерянно опустила газету, которую тут же забрал из ее рук Вадим. Баба Маша с патологическим и одновременно детским любопытством наблюдала за происходящим, переводя взгляд с Лоры на Вадима и обратно.

Вадим прочитал статью и поднял на Лору ошарашенные глаза:

— Ты же мне говорила, что она работает секретарем?

— Я, пожалуй, пойду, а то у меня там молоко сбежит, — неожиданно «вспомнила» баба Маша и осторожно потянула газету из рук Вадима.

— Что это вы в дверях стоите? — из лифта вышла Алина. — Здрасте, баб Маш.

— Ты видела это? — Вадим протянул дочери газету.

— Что? — Алина недоуменно взяла газету.

Лицо ее медленно изменилось. Она прочитала статью раз, другой, третий, словно от того, сколько раз она прочтет, статья могла измениться или исчезнуть.

— Я все-таки пойду. — Баба Маша выдернула газету из Алининых пальцев и шмыгнула в свою дверь.

Алина с каменным лицом принялась снимать шубу.

— Может быть, ты нам все-таки объяснишь, что это значит? — спросила Лора Александровна, внутри которой все сгорало от стыда: дочь, ее дочь могла опуститься до того, чтобы позировать голой!

— Что я должна объяснять? — сразу ощетинилась Алина. — Все, что там написано, — сплошное вранье!

— Какая разница, что там написано?! Ты же там голая!!! Ты же сама говорила мне, что натурщица — это портреты, костюмы... Что это совсем другое, а ты, оказывается... — Лора Александровна не смогла выговорить слово «шлюха». — Как же я теперь на работе появлюсь? Там же все узнают... Господи, стыд-то какой!

— Тебя что, всю жизнь в монастыре воспитывали?! — взорвалась Алина. — Ты Роденом восторгаешься и думаешь, что он свои скульптуры из головы сочинял?!

— При чем тут Роден... Неужели ты не понимаешь, что это стыдно! — Лора Александровна беспомощно взглянула на Вадима, ища поддержки.

— Ты же говорила мне, что она работает секретарем... — некстати повторил Вадим: ему очень не хотелось нарушать то хрупкое равновесие, которое возникло в последнее время в их отношениях с Алиной.

— А дочка-натурщица вас не устраивает?! Правильно я понимаю?! — Алина уже кричала. — Ладно, черт с вами! Дайте ключи, я ухожу!

Вадим Сергеевич покорно достал из кармана связку ключей и протянул их Алине.

— Вещи на неделе я заберу! — Алина схватила ключи, застегнула так и не снятую шубу, бросила уничтожающий взгляд на мать и выскочила за дверь. Лифт был занят, и Алина понеслась вниз по лестнице. Ее трясло от злости и возмущения.

Глеб отодвинул от себя незаконченную скульптуру. Глиняная фигурка изображала обнаженную, потягивающуюся девушку. Фигура была почти готова, оставалось только слепить лицо. Глеб улыбнулся, вспомнив зевающую рожицу Алины, которая всегда с трудом просыпалась по утрам.

— Привет. — В мастерскую вошел Андрей. — Трудишься?

— В поте лица, — в тон сыну отозвался Глеб. — Ты какими судьбами?

— У меня к тебе разговор есть, — посерьезнел Андрей.

— Да? Тогда ставь чайник. Какой серьезный разговор без кофе? — улыбнулся Глеб.

Отец с сыном уселись за столом напротив друг друга.

— Мне нужны деньги, — сказал Андрей, глядя отцу в глаза. — Ты должен мне помочь.

— Сколько и на что? — Глеб давно уже воспринимал обоих сыновей как взрослых людей и старался общаться с ними на равных.

— Я хочу снять квартиру.

— Ваша с братом комната тебя уже не устраивает?

— Я думаю, что втроем нам в ней будет тесновато.

— Втроем? — удивился Глеб. — Не понял?

— Что тут непонятного? Я собираюсь жениться.