Нарисуй мне дождь (СИ)

Вокруг все смешалось, и злое веселье захлестнуло меня. Я почувствовал себя легче пуха и тяжелее свинца. Для разминки, как в диком гопаке, несколько раз ударил ногой. В одного попал так, что нога едва не оторвалась. С трудом удавалось выделять и удерживать в поле зрения немых, впрочем все они, как озверелая стая собак, рвались ко мне. Одного, оттолкнул, а другого, с рычанием кинувшегося на меня, поймав за руку, протянул по ходу его движения и, сбив с ног подсечкой, как мешок с отрубями швырнул на «ёжик» из торчавших острых ножек перевернутых стульев.

- Так-то, сукины дети! - задыхаясь, в лютом запале крикнул я, и не услышав себя.

В групповой драке спасает непрерывное движение, перемещение в неожиданных направлениях, это выручало не раз. Главное, не переходить в защиту и не упасть, - забьют ногами. Но здесь слишком тесно, не поймешь, кто за кого и кто из них может пырнуть ножом в спину или в бок. Я растолкал окружающих, обеспечив обзор на триста шестьдесят градусов, но этим открыл себя для нападения со всех сторон. Это была моя ошибка.

Я искал и нигде не находил Ли. Чисто рефлекторно пригнулся и над головой в стену врезался, разлетевшись на тысячи осколков неизвестно кем брошенный бокал. Дрались уже все, кто был в зале, все со всеми и каждый за себя, один Бог был против всех. Привлеченные шумом, с улицы забегали любопытные и тоже ввязывались в драку. Вокруг мелькали отдельные персонажи и целые конгломераты из них, окровавленные, искаженные злобой лица, вылезшие из орбит глаза, оскаленные, перекошенные яростным рычанием рты. Многие уже возятся на полу, «в партере», в лужах крови и вина. Среди завалов из стульев извиваются живые клубки человеческих тел, немыслимое переплетение рук и ног. Двое, страстно обнялись и закружились, будто танцевали танго, неожиданно взлетев, разом обрушились на стол, его алюминиевые ножки разогнулись под ними во все стороны, а они покатились по полу в поглотившую их кучу дерущихся.

Передо мной возник рыжий немой, огромной и дикий, как сама наша жизнь. Должно быть, природа наделила его силой в компенсацию за уродство. Высоко над головой он занес металлический стул. Я не успел даже сделать попытку вывести его из равновесия, как он обрушил стул на меня. Не метнись я в сторону, этот стул ни то что, развалил бы мне голову, он вбил бы меня в землю по маковку. Меня умиляет подобная пещерная ненависть к совершенно незнакомому человеку, ничем ему не досадившему. Он подался вперед, а я, нырком обойдя его сбоку, и до боли сжав кулак, представив, что бью молотом, от левого плеча с разворота вломил ему за ухо. Как из пушки выпалил! Вложив в удар вес своего тела и инерцию броска, я сполна вернул ему его ненависть. Никогда не забуду упоительную тяжесть удара, смачно плющащий контакт кулака с черепом питекантропа. Он рухнул лицом вниз, тяжело, как кованный сундук.

После такой подачи, если и поднимется, то не скоро! В приступе буйного восторга подумал я, как у меня на плечах повис их центровой. Не опасный, среднетяжелый штуцер в красной рубахе. Справиться с ним не представляло для меня труда. Я закрутился на месте, пытаясь его стряхнуть, но он захватил мою шею сзади согнутой в локте рукой в замок, зажал горло в «двойной нельсон» и стал душить. Я силился разорвать или хотя бы ослабить захват, но ничего не получалось. Передо мной появился немой с черными сальными волосами, сосульками свисавшими на глаза. Мельком взглянув, я не увидел его глаз. Из его перекошенного яростью рта исходил жуткий вой, вернее надрывная горловая вибрация на каких-то, то появляющихся, улавливаемых ухом, то исчезающих тонах. Я так и не разобрал, что он хочет сказать, но догадался, что это не признание в любви. Он ударил меня в лицо горлышком разбитой бутылки, - «дал понюхать розочку».

Уклониться я не мог, слишком крепко меня обнимал мой заплечный «друг, товарищ и брат», лишь отбил мелькнувшие перед глазами острия. Боль от порезов разорвала ладонь. Сгруппировавшись, присел, и перебросил висевшего на мне немого через голову. Надо бы так сразу! С облегчением подумал я. Но быстро подняться не успел. Кто-то разбил об мою голову пивной бокал. Больно не было, лишь осколки рассыпались по плечам. Черные кляксы замелькали перед глазами. Я вскочил и тут же упал на непослушных ногах. Сам не знаю, каким невероятным усилием воли, я заставил себя встать на ноги. Кровь залила глаза, как я их не вытирал, видимость не улучшалась, предметы двоились передо мной.