Очень странный разговор, Рогожин взглядом в душу лезет просто, а я не могу его послать, и отвечаю.
— И кроме художника, значит, не изменяла?
— Нет.
Кивнув, Илья уставился перед собой, а мне даже легче стало. Что ж так колбасит-то?
— Любишь его? — и снова взгляд в упор, резкий, прямой, пронизывающий. Под таким не соврёшь, как ни пытайся. И я ответила:
— Не знаю. Что такое любовь? Я в неё не верю.
Рогожин в удивлении вздёрнул брови.
— Необычный ответ для молодой девушки. Родители не прививали все самое лучшее?
— Я детдомовская, — ответила резче, чем хотела. Разговор мне перестал нравиться, хотелось быстрее его закончить.
— Вот оно что. Это многое объясняет.
— Например? — скрестила я на груди руки.
— Твоё отношение к жизни и людям. Отстранённо-потребительское.
А мне стало так обидно, я даже зубы сжала, чувствуя, как подбираются слезы. Какое он имеет право сидеть тут и покровительственным тоном рассуждать обо мне? Делать выводы на основе своих измышлений, равнодушно прикладывая словами. Он-то с рождения обласкан, с ним носились, как с сокровищем, а вырос эгоистичный хам. И не ему мне высказывать. Он не знает, каково это расти брошенкой с рождения, не понимая, почему именно с тобой судьба так обошлась. Зная, что где-то есть женщина, которая родила тебя и выкинула. Где-то есть мужчина, которого я могла бы назвать папой, сильный, он бы оберегал меня от зла. Но их не было со мной, они были где-то, и возможно, счастливо смеялись и радовались жизни, пока я росла, всеми силами стараясь не оскотиниться. А это было трудно. Очень трудно.
Тети и дяди приходили в детский дом, смотрели на нас и уходили. Иногда возвращались, но везло всегда кому-то другому, не мне. И лет в семь я поняла: меня никогда не выберут. И когда они приходили, я начинала вести себя плохо, чтобы не взращивать тщетных надежд. Я знала: не понравлюсь сразу, не будет слез потом. И грубила, кричала, капризничала. И никто за этим не разглядел крика об одиночестве, крика маленького запутавшегося человека, который уже сейчас бьет себя, колет в рану, чтобы научиться не чувствовать ту боль, что каждую секунду выворачивает наизнанку.
Я помню, последние годы к нам ходил психолог, мужчина лет тридцати пяти, вёл душещипательные беседы. Но было слишком поздно, кокон закрылся намертво несколько лет назад.
Ни психолог, ни Андрей, ни тем более Рогожин не пробьют мою оборону.
Глава 5
Поднявшись, я, не говоря ни слова, ушла в комнату. Не обиделась, но нужно было время, чтобы остыть. Уверена, Рогожин проводил меня взглядом, чувствовала его спиной. В комнате немного повалялась, глядя в потолок. А потом пошла в душ взбодриться. Дома сидеть не хотелось, вечер с Ильёй представлялся смутно, да и настроение не то. Подумав, я позвонила другу Гарри и попросила о встрече. Чем не повод отвлечься? Нормальные люди пошли бы с друзьями в бар, а я… Тоже в бар, в общем-то. Высушив наскоро волосы, оделась и немного подкрасилась.
Рогожин сидел на диване в гостиной, когда я вышла в холл.
— Уходишь? — спросил, наблюдая, как я обуваюсь.
— Прогуляюсь.
— С кем-то встречаешься?
— С чего ты взял?
— Приоделась, накрасилась.
Я фыркнула.
— Девушка должна всегда выглядеть хорошо.
— Ты и без косметики отлично смотришься.
— Спасибо за комплимент, буду иметь в виду.
Рогожин между тем приблизился, внимательно разглядывая.
— Будь осторожна, — сказал все-таки. Я усмехнулась, не удержавшись.
— Кругом враги?
— Иногда сложно понять, кто враг, а кто нет.
А потом так посмотрел, что мне стало не по себе. Не выдержав этого взгляда, я поспешила уйти.
Что, что у него на душе? И почему иногда он мил и добр, а иногда смотрит так, что хочется бежать без оглядки?
— Чертов соблазнитель, — пробормотала, топая по дороге. До бара было недалеко, и я пошла пешком. В центре, конечно, удобно жить, все рядом.
Было почему-то жутко одиноко. Но не хотелось видеть ни Рогожина, ни даже Андрея. Хотелось спокойствия и понимания. Только просить их было не у кого.
В бар я пришла первой. Заказав вина, села за столик у окна. Что-то я стала часто пить, нехорошая тенденция. Но подумаю об этом завтра.
Ваня появился, когда я неспешно потягивала вино. Увидев меня, кивнул, устраиваясь напротив, смущенно кашлянул.
— Что-то не так? — спросила его.
— Нет-нет. Вы, действительно, очень красивая, как и говорил Игорь.
Смутившись, я опустила глаза, а потом попросила:
— Расскажите мне о нем.
Вдруг захотелось понять и узнать этого странного парня, который хотел рисовать меня, который, возможно, меня полюбил. Меня такую, как есть.
Тут подошёл официант, Ваня заказал чай, грустно вздохнув, посмотрел на свои руки, не зная, видимо, с чего начать. Я пришла ему на помощь:
— Давно вы знакомы?