Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

Сожаление в его эмоциях лишнее, оно вызвано тем, что в глубине души он восхищался ею. Не верил, что она любит художника. «Любовь это не про неё», – размышлял он как-то на днях,– «Век одна, и так сразу – любовь?! За пару дней после вечности?! Этого не может быть! Не может!». Считал, что художник для неё – оружие, а ему сейчас пришлось не убить её любовь, а пожертвовать их оружием, на которое он имел свои резоны.

Не стал рисковать – вот и всё! Риск это не про него. «Рискуют лишь обречённые однажды проиграть!», – такова его философия игры, и век она работает, не подводит, но сейчас он не знал, что Анастасия успела стать художником…

Она ещё не могла прийти в себя, но в ней уже закипала суровая ненависть ко всему этому миру, словно вся злость, что накопилась за её долгую жизнь, подняла восстание и в этот миг стремится лишь наружу!

Руки судорожно гладили пока ещё не остывшее тело художника и пытались нащупать в нём хоть какую-то жизнь, но от прикосновений был холод. Слёзы ласкали её щёки, но их ласки были лишены нежности. Лишь сейчас слёзы приобретали свою суть, когда уже всё было кончено!

Она жалела о своих последних словах, которые художник услышал от неё, но их уже не вернуть. Прошедшее время таково, что вся его цена лишь в опыте, да и то в переваренном. Прошлое можно использовать, но не изменить.

Надежда тихо лелеяла душу, что Арлстау сейчас очнётся, что он был прав на счёт Данучи, но взгляд спотыкался о душу Данучи и не видел в ней никакого продолжения. Её надежда была слишком ничтожна перед горем, болью и яростью, что уже закипели, осталось лишь налить всем чаю.

Минута немого молчания, что щедро предоставил полководец, и она поверила во всё, что произошло сейчас. Перевела жестокий взгляд на него – тот собирался отвесить ей пощёчину, но взгляд остановил.

Полководец застыл над тем, что от неё осталось и без притворства улыбался. Его сожаление ослабло в силу неприятных воспоминаний. Он был копией полководца, убившего Данучи, а теперь он убил и Арлстау. Этим он убил и её. Всего минута, а жизнь троих закончена. Точнее, четверых…

Отошёл на три шага, сел на стул, не отводя пистолета от её груди и взора от, убитых горем, расплывчатых глаз и начал обдумывать слова, как бы сделать больнее. Возникло жгучее желание добить её словом и фразами кромсать всю душу на куски!

–Знаешь, почему всем людям нравится верить в конец света? – начал с середины.

Она в ответ молчала, не всхлипывала и не дарила взгляд. Раздражает такое его, но не сейчас – сейчас на губах полководца вкус победы.

–Потому что я так захотел! – продолжил он, искренне восхитившись звучанием своей фразы. – Я позволил тебе помогать всей планете, потому что этим ты сделала её слабее! Планета стала зависима от тебя, а без тебя и ничего не стоит, и ничего уже не может! Помощь ей падала с небес, а она лишь протягивала вверх свои бесчисленные руки и просила «Ещё!», а ты швыряла и швыряла звенящие монеты, наивно пологая, что помогаешь, а не губишь…

Он заглянул в глаза Анастасии, но не увидел ничего, чего хотел увидеть – она поглощена лишь горем о художнике, поэтому лишь пуще продолжал.

–Ты прекратила войну, но она не так уж и нужна мне, когда весь мир верит в свой конец. Ты слышишь меня? Весь мир верил и верит! Ничего не изменилось! Сто лет ты не побеждала, а проигрывала, и подвели тебя все поколения! Все до единого! Всего лишь, слово держал я под контролем и удалось пронести сквозь вечность свою идею. Заметила, как легко управлять миром, у которого нет будущего? Мягкая марионетка – мечта любого правителя. Конец света не миф, но он случится, когда я захочу, а не по воле художника…

Он был уверен, что Анастасия совсем не жаждет умирать и, скорее, станет союзником врагу, чем пожелает закончить свой путь. Сделал паузу, вспомнив что-то, что заставит её говорить и с еле заметным восторгом продолжил, оголив свои морщины:

–Ты желала купить всех людей добротой, Иллиан подкупал их эмоциями, а я менял людей и делал их такими, какими они мне были нужны…

–Безвольными? – наконец, она нарушила молчание, но в пустую, ведь полководец её слову рассмеялся.

–За неделю нашей войны уничтожено всё, что ты строила век! Век затишья закончился, и теперь на Земле лишь война! Я покажу им тело художника, и у войны не останется смысла. Нам остаётся лишь выбраться отсюда, и тебе решать со мной ты или против. Ты нужна этому миру, как никогда, а художник миру нужен мёртвый, а не живой…

Воскликнув последней фразой, он протянул ей руку и задрожал потёртыми временем пальцами. Она не сделала того же самого, не мила ей его рука. Слова задели, зубы издали скрежет, но ответила ему мягким, неузнаваемым голосом:

–Мне нужен кинжал, чтобы снять защиту с острова, – на ходу придумала она. – Необходимо убить одну из душ, которую нарисовал художник, тогда мы сможем отсюда выбраться

–Узнаю прежнюю Анастасию, – рассмеялся тот в ответ.