Нарисуй мою душу. Несказка о душе и человеке

Однако, сам Данучи, лишившись большей части чистоты, видел в их глазах предвкушение своих возможностей. Он наградил их не только сердцем, но и идеологией. «Наука об идеях чистым людям не мешает!» – решил художник, но, лишь Алуар поговорил с ним перед тем, как тот покинет их.

Постояли на дорожку, поглядели вместе на Землю.

Каждый день Данучи мечтал очутиться на ней и пройтись по зелёной планете. Бывал на ней во снах и явь терял из глаз от снов грядущих. Для взгляда так велика, что его родная планета Луна казалась лишь жалким подобием величия. Как бы колко не звучали слова, но они первыми прокрадываются в мысли и желают сорваться с уст. Значит, в них что-то есть.

Не чувствовал на Земле жизни, что была на Луне, но от всей души желал, чтобы жизнь в тех горах и равнинах объявилась, поймала небо за крылья и процветала всегда, хоть и понимал, что без его кисти это невозможно…

–Зачем ты это сделал? – спросил Алуар сына, зная, что тот поймёт с полуслова о чём он.

–Хочу, чтобы вы стали лучше, но это не единственное, чего я хочу! Теперь, вы и чище, и выше меня разумом, но надеюсь, что, когда найдёте способ жить лучше, чем сейчас и разыщете шанс покинуть эту планету, вы возьмёте меня с собой…

–Этот спутник, – взмахнул рукой Алуар, посмотрев на миллион шагов вперёд. – Он не позволяет проснуться жизни на Земле!

–И что ты предлагаешь? – с интригой спросил Данучи, не ожидавший этих слов, ведь спутник был не интересен.

–Лучше думать о своём, чем о чужом…

Не послушал, когда уходил и в мыслях построил мечту, как вдохнуть в Землю жизнь, как пройти по ней первыми шагами – по тропе, что никем не замечена.

На прощание сказал:

–Спрячь все мои души, что я нарисовал и покажи их миру, когда спутник падёт!

–Вложу в твоё желание все чувства! – пообещал ему Алуар.

С собой взял лишь нож, немного еды, бумагу и кисти, но сила не понадобилась, чтоб выйти из тумана. Туман сам его отпустил…

Спустя два дня пришлось украсть еду, и сказал он на это – «Иначе никак!». Одеяния выглядели богато, но в них пустота.

То, что лучше быть никем, он понял, когда встретил на пути солдата. Тот, увидев на нём богатые одежды, сказал ему:

–Дай денег!

–Но у меня их нет! – ответил растерянный юнец. – Это лишь одежда выглядит так ярко, а сам внутри я нищий, как твой взгляд!

Последнее сравнение оказалось напрасным.

–Ты лжёшь! – услышал он звериный рёв и получил пощёчину за колкость.

Данучи не испугался, он был разъярён! Вскочил на ноги и был готов биться, ждал ближайшего повода, словно пощёчины ему мало…

–Снимай одежду, раз нет денег! – прорычал ему солдат и попытался ещё раз ударить.

Художник пригнулся, выхватил нож и вонзил его в слабое колено бойца.

Тот упал, замычал от боли, но его братья по службе поспешили на помощь. Окружили художника и глядят в него с ненавистью, но, как на добычу, которую в итоге придётся убить.

Их было двенадцать, а в стороне стоял знатный мужчина, в белых одеяниях и с безразличием смотрел на то, как желают убить ребёнка, хотя рядом с ним стоял такой же пацан, тех же лет, но других взглядов.

Данучи вытащил листок и кисть, и без рёва, без крика, без шороха нарисовал то, к чему не стремился. Не убил он их – лишь усыпил на время – точнее, на неделю.

Но, всё же…

Все упали, как подкошенные, а художник закричал:

–Кто ещё бросит мне вызов?

Мужчина, стоящий в стороне оживился. Догадался он, что это тот самый ребёнок, который взмахом кисти может всё, о котором месяц шла молва, но до этого дня в молву он не верил!

«Раз ребёнок, то можно слепить, что угодно, не смотря, что так громко кричит о себе!», – подумал он и раскрыл перед ним свои объятия.

Художник не воспротивился, потому что идти больше не куда…

Принял, как сына; впустил в свой дом, как хозяина, а не гостя; накормил, как родного, предоставил уют, как близкому.

Даже сына своего перестал замечать с появлением художника в доме.

Не знал Данучи, что за всё, что не бескорыстно, когда-то придётся платить. Не знал и то, чем придётся платить, но брал то, что дают – не считал это постыдным…

Он радовал людей своими безобидными душами. На лицах их появилось счастье, и каждому не важно было, что художник способен и на не безобидное. Главное, что он за них – это лишь было ценным.

Хотел рассказать своему, новому отцу об аврах, что не такие они плохие, как кажется, но тот, даже слушать не стал и рассказал о них сам.

Всё услышанное ушами художника било в точку, ни в чём рассказчик не ошибся, а в конце добавил:

–Ты был создан для нас, а не для них! Они украли тебя, поэтому ушли в туманы! Они трусы, раз в них спрятались! Видимо, как-то узнали, что ты можешь видеть души и решили использовать тебя, чтобы направить против людей, против таких же, как ты!

Данучи не знал, куда себя деть. Перед ним человек, и он верит в каждое, произнесённое собой слово. В это верят и все люди, которых он здесь встретил. Каждый уверен, что художника украли авры!

Однако, художник не забыл, что авры не настраивали его против людей – те, всего лишь, их боялись…