Нарисуй узоры болью...(СИ)

Гроттер не могла ничего сделать, лишь смотрела, как умирал, хрипя и хватаясь за горло, Валялкин, и насколько это жутко выглядело. Таня не могла ни помочь, ни помешать – она вообще ничего не могла сделать, только висеть над пропастью и надеяться на то, что незнакомец не пожелает убить и её.

Валялкин громко, истошно закричал.

Гроттер даже видела кровь, которая вдруг полилась из многочисленных, прежде несуществующих ран Ивана.

Тот извивался на земле, словно пытаясь ухватиться за что-то и остановить собственные неимоверно сильные судороги, а после схватил сам себя за горло и, не понимая, что толкает его на подобные действия, поднялся на ноги.

Его руки наконец-то отпустили собственную шею, но Валялкин неумолимо приближался к краю, вот-вот готовясь упасть.

Таня зажмурилась.

Она услышала лишь истошный вопль, который разразился по всей пропасти, эхом отбиваясь от каждой стены.

А после всё стихло.

Гроттер не знала, что происходило, только почувствовала, что её пальцы окончательно соскальзывают, и уже даже не сопротивлялась, просто отпустила свой последний оплот, единственное спасение, которое только могло быть в подобной ситуации. Нет, у неё больше не осталось шансов.

Таня уже представляла себе свободу полёта. Понимала, что встретит свою смерть почти так же, как и Иван – Валялкин с его проклятым отголоском добродетели, который считает, что для её же блага можно было запросто убить её.

Как же это было отвратительно, до какой степени противно, она всё равно не могла просто так взять и возненавидеть Ваньку.

Почему всё так?

Гроттер подумала, что пора уже прощаться с жизнью, но спустя мгновение осознала, что не падает. Чьи-то пальцы сомкнулись вокруг её запястья, а после кто-то с силой дёрнул её на себя, вытаскивая на землю.

Просто так подняться Таня не смогла. Она стояла на коленях, опустив голову, и цеплялась руками за траву, словно та могла помочь ей удержаться и не свалиться вниз ещё раз, уже окончательно.

Тот самый человек, который убил Валялкина и спас её, сейчас силком поднял Гроттер на ноги и легонько встряхнул.

Таня наконец-то осмелилась посмотреть ему в глаза.

Некромаг.

Она сама не понимала, откуда пришло подобное осознание, но смотрела в его чёрные-чёрные глаза, которые сейчас казались слишком тёмными, слишком холодными, и не могла больше увидеть ничего, словно в его облике только одни и глаза остались от всего внешнего вида.

- Жива.

Он выдохнул это с определённым облегчением, осмотрев её внимательно на предмет повреждений, а Гроттер, словно сумасшедшая, отметила, что у этого человека приятный, мягкий, практически бархатистый голос.

Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание прямо сейчас, но вместо этого Таня чрезмерно внимательно рассматривала некромага.

Ей что-то не позволяло отвернуться.

Она скользила взглядом по его одежде – вполне обычной, если не считать что-то странное, похожее то ли на плащ, то ли на слишком длинное пальто – чёрное и, вероятно, защищающее от определённого вида погодных условий или, пожалуй, какого-то нападения.

Может, даже от магии.

Он усмехнулся, заметив достаточно любопытный, истинно женский взгляд, который, казалось, не должен быть свойствен Провидице. Впрочем, Провидицы и колдовать не должны, а у этой получалось.

Таня помнила, что некромага звали Глебом, но, тем не менее, больше никакой информации ей в голову просто не приходило.

Гроттер шмыгнула носом, словно пытаясь что-то понять, а после полушёпотом спросила:

- Зачем?

***

Гробыня устала идти. Ей хотелось упасть прямо здесь и отправиться в лучший мир, к её любимому, прекрасному Гломову.

Горгонова не отпускала.

Она вновь легонько подтолкнула Гробыню, словно заставляя вновь куда-то идти, а сама в тот же миг села прямо на траву.

Теперь местность начинала постепенно меняться. Они, почувствовав какой-то гром у ручья, отошли от него, отказываясь шагать вдоль, и теперь направлялись куда-то вглубь, как считала Горгонова, арены.

- Мне кажется, что мы идём не в ту сторону, - наконец-то прошептала Склепова. – Я хочу найти эту тварь и убить её.

- Лоткову?

- Да, Лоткову! – воскликнула она, с ненавистью глядя на Медузию. – А мы идём непонятно куда, отходим от ручья…

- Ручей – это границы. Я видела столько раундов, столько выпусков “Тибидохса”, что уже способна это определять.

И вправду, Горгонова, возможно, была права.

- Ручей выходит где-то из гор, причём с двух сторон. Он смыкается практически в единое целое, может быть, где-то формирует озеро, а может пересыхает одновременно или вливается сам в себя. Вы когда-то видели на противоположном береге хотя бы одного человека за всё время?

Склепова пожала плечами.

- Это было неважно, - выдохнула она. – Мне плевать на то, как устроена эта арена, я просто хочу вернуться к Гуне.

- Успеешь, - равнодушно отозвалась Медузия. – Итак, этот ручей проходит по кругу, пересекая горы, лес, два вида полей – одни покрытые цветами, другие сухие. Но всё равно под конец все будут вынуждены собираться в центре.

Склепова усмехнулась. Ей было наплевать, кто и где должен собираться, она предпочитала просто не задумываться над этим.