— В настоящем? — выкатила я ответно глаза.
— Ага.
— Нет. Только в кукольном балагане. В детстве.
— Тогда, давайте сегодня туда сходим? Неважно, на что. Просто, в театр?
— Хо-рошо… — и не лыбься, как дура, культурно необразованная. — Зато, я в картинном павильоне Канделверди была очень много раз… И там даже висят две мои работы… И еще в музее. И в…
— Зоя, я все понял…
Утверждение, что настоящее искусство понятно не всем — ложь. Точнее, брехня. Так мой учитель сказал. Я хорошо запомнила день, ознаменованный фразой: «Зоя, то — полная брехня». В нашем облезлом картинном павильоне было тогда открытие его сезонной выставки. И съехалось много ценителей со всей страны. Они бродили по скрипучему паркету с прищуром на каменных физиономиях. И мне тогда это сочетание казалось необычно пугающим. В восемь то лет. И я еще за своего учителя очень переживала. Ведь недаром он вспомнил про свою парадную суконную шляпу — он ее лишь по особым поводам нахлобучивал. А тут такие… физиономии. И, если лично мне, то я люблю все до одной его картины: и солнечные, и пасмурные. И «странные». Особенно одну, с силуэтом женщины на фоне лунного дверного проема.
— Ну, и как тебе, ученица, вся эта суетня? — маэстро, поправив шляпу, задорно мне подмигнул.
— Мне? — о-о, ко мне и с таким вопросом. — Так я же в живописи еще ничего не смыслю?
— А ты думаешь, ты здесь одна? — качнулся ко мне учитель. — Ты думаешь, все эти господа знают, как разводить масляные краски, чтобы получилась, например, чистая лазурь? Или владеют техникой грунтовки холста?.. Зоя, запомни раз и навсегда: в живописи, в настоящем искусстве, есть лишь один критерий оценки — задело душу или не задело. А все эти постные рожи и многознающие вздохи… Зоя, то — полная брехня. Профанация. Это они мне цену так сбивают. Да только я им вот эту точно не продам.
— Ваше «Ожидание»? — благоговейно скосилась я на «лунную женщину».
— Её. Она пусть пока… подождет…
— Как вам спектакль, Зоя?
— Что?.. Угу, понравился, — мелкий камушек гулко хрустнул под каблуком капитана, отозвавшись в ночной тихой улице. И когда успели сюда свернуть?.. — А вы, наверное, ценитель искусства?
— Я? — мужчина, откинув носком сапога еще один, усмехнулся. — Никогда им не был. Просто, есть вещи, которые… нравятся. Или наоборот.
— Задевают душу?
— Да. Как эта пьеса. Только уж больно она… пессимистично закончилась.
— А в жизни часто такое бывает, — глубокомысленно изрекла я. Капитан даже приостановился:
— Надо было на другой спектакль идти. И в другой театр. Да и вообще, — и резко развернулся на каблуках. — Нам — в ту сторону. Через скверик… Пошли?
— Отчего не пойти? — спрыгнула я вслед за ним на выпуклые камни мостовой. И чего вообще изрекать начала? Ведь совсем другие в голове мысли. — Я бы все это нарисовала.
— Что именно? — нисколько не удивился мой спутник. Видно, привык уже к «приступам».
— И сцену, и главную героиню в красном платье и даже музыку. Мне кажется, она хмурого серо-голубого цвета. С такими углублениями. Глубинами, в общем. Только, мне их картина, что у задней стены…
— Задник?
— Вот… задник мне не понравился. Слишком плоский. Без перспективы. Хотя, я сейчас, наверное, рассуждаю уже, как ценитель, — и смущенно сморщила нос.
Капитан, глядя на меня, весело хмыкнул:
— Я понял. Это, по всей видимости, оскорбление.
— Но, вы же знаете, что такое «задник»?
— Ну да. А еще я знаю, что такое «рама у картины» и уже познал, что такое «этюдник», — засмеялся он еще громче.
Я, глядя на него, пожала плечами и тоже… рассмеялась. И что-то в этот миг изменилось. Словно стена из холодного колкого стекла между нами, вдруг, лопнула. Разлетелась в мелкие брызги. И ощутили мы, услышали этот звон одновременно. На вдохах…
— Я… Зоя, нам пора.
— Угу. Мне давно… пора.
— И вас еще накормить надо.
— На убой?
— Вот к чему сейчас это?
— К тому, что я… замерзла. И спать хочу… — и снова клеить, клеить, клеить. Разбитую вдребезги «стену»…
Следующие четыре дня пролетели, как один длинный пасмурный вечер. А начались с удивления. Хотя, застывший в двери моего номера Рубен, удивленным как раз не выглядел. Ну как можно «удивленно гундеть»?
— Монна Зоя, доброго дня. Я к вам приставлен…
— А где ваш капитан? — направилась я к нему с прищуром.
Старик, терпеливо вздохнув, продолжил:
— Я к вам приставлен именно капитаном до нашего с вами возвращения на «Летунью».
— Угу.
— Так точно. Капитан сегодня на рассвете отбыл в Каскату готовить корабль к длительному… путешествию.
— Да что вы говорите? — и как быстро вы бегаете?
— И при мне еще матрос… Макс! — прозорливо блеснул глазами Рубен.
— Я здесь! Доброе утро, монна Зоя! Как живется в столице? — еще одна довольная рожа в моем дверном проеме.
— Отлично живется… Ну что… я есть хочу. Кто со мной?