Нарко. Коготь ягуара

И решил просто плыть по течению и поглядеть, куда вынесет. Если найдется женщина, которую он сочтет привлекательной, и ее не отпугнет его пестрая раскраска – может, вопрос отпадет сам собой.

Когда все снова собрались в фойе, не переоделся только Эскобар. На нем были все те же белые джинсы, кроссовки и полосатая рубашка, что и в самолете.

– Хорошо смотритесь, – сказал он, оглядев остальных.

Агилар предположил, что это признак уверенности, приходящей с богатством и властью. Эскобару незачем наряжаться. Уже сам факт, что он этим пренебрегает, будет тянуть людей к нему, потому что они поймут, что он кто-то. Остальные парни будут конкурировать с каждым мужчиной в клубе, и каждый будет одет в свои самые шикарные шмотки, а El Patrón будет просто посиживать и смотреть, как лучшие из лучших сами тянутся к нему.

Лион нанял белый стретч-лимузин[37] длиной чуть ли не с футбольное поле. Прибыв на нем, понял Агилар, они сразу привлекут внимание. А еще в нем масса места, чтобы потом взять женщин в номер. Похоже, Лион подумал обо всем.

Когда они прибыли в клуб, Агилар ощутил басовые ноты, пульсирующие прямо в костях. Снаружи стояла очередь, и команда здоровенных вышибал тщательно оценивала людей, прежде чем пропустить. Получив от ворот поворот, кто-то уныло брел прочь, а кто-то садился на бордюр, заливаясь слезами.

Развязно подойдя к ближайшему вышибале, Лион с минутку что-то говорил ему на ухо. Агилар не мог понять, не сунул ли он заодно вышибале толику наличности, но тот одарил Эскобара широкой улыбкой и поманил их всех к двери в обход всей очереди. Стоявшие в очереди смотрели кто с недоумением, кто с восхищением, а кто и с презрением. Стратегия Лиона сработала – каждый в очереди видел, что они высадились из громадного белого лимузина и без проволочек были допущены внутрь. Они уже стали объектами любопытства и заинтересованности, и когда эти люди войдут – те, кого допустят, – они будут сгорать от желания это любопытство удовлетворить.

– Лион – хороший организатор, – сказал Агилар Курку, когда они подошли к двери. Курок что-то ответил, но его слова потонули в грохоте музыки, обрушившемся на них из распахнувшихся дверей.

Внутри все ходило ходуном.

На танцполе тела извивались под ритм диско. Агилар увидел людей, лица которых ему были знакомы: кинозвезд и музыкантов. Он никогда особо не интересовался знаменитостями, так что никаких имен вспомнить не мог, зато лица узнавал.

Свет метался по всему залу, не задерживаясь ни на миг, а непрерывно вспыхивая, перемещаясь, переливаясь всеми цветами радуги. Разнообразные запахи – кретека, анаши, пота, одеколона, духов – боролись за первенство. Хостесса повела группу к большой отдельной кабинке, где дожидались бутылки с шампанским в наполненных льдом ведерках и выстроившиеся на своих позициях бокалы-«флейты». Мужчины расселись, и хостесса – юная, стройная, быть может, одна из упомянутых Лионом манекенщиц – открыла бутылку и налила шампанского каждому.

– Наслаждайтесь! – воскликнула. Коснулась носа согнутым пальцем и шмыгнула, прежде чем развернуться и затеряться в толпе.

«Вот здо́рово, – пронеслось в голове у Агилара, – у нашей хостессы насморк».

Осушив первый бокал, Ла Кика тотчас же налил себе еще. Меткач не отставал. Эскобар, заметил Агилар, лишь чуть пригубил. Откинувшись на спинку кресла, дон с улыбкой взирал на происходящее перед ним.

«Похож на короля, – подумал Агилар, – любующегося своим двором. Решающего, кто разделит с ним ложе сегодня, а кто к утру лишится головы».

Агилар выпил свое шампанское – не одним духом, а прихлебывая. Курок к своему бокалу едва притронулся, но Агилар давно подметил, что он почти не пьет. После второй Ла Кика со стуком поставил бокал на стол.

– Я танцевать! – провозгласил. – Кто со мной?

– С кем танцевать? – спросил Агилар.

– Со всеми! – Ла Кика со смехом указал на танцпол.

Агилар сидел спиной к танцполу. Теперь же повернулся на сиденье и увидел, что Ла Кика имел в виду. Пар в поле зрения было всего ничего; большинство людей просто двигались, причем многие с закрытыми глазами. Кто в ладу с ритмом музыки, а кто и нет. Многие целиком ушли в себя, будто принимая участие в некой массовой оргии уединения.

Агилару стало любопытно, способен ли он впасть в такое состояние. Самоосознание не оставляло его с самого детства – результат ожогов и понимания, что, куда бы он ни пошел, все взгляды будут только на него. А танцоры перед ним забыли о самоосознании напрочь. Они знали, что выглядят хорошо, но им было наплевать, кто смотрит. Может, это качество даруется только красивым.

Пока он предавался раздумьям, Ла Кика и Меткач перешли на площадку. И с ходу отдались танцу, удостаиваясь кивков и улыбок женщин, которые могли сойти с обложек или разворотов журналов. Но едва выдав эти безмолвные знаки признания, их тут же дезавуировали; глаза закрывались снова, или взгляд становился пустым, остекленевшим, будто говоря: «Пожалуйста, танцуй возле меня сколько угодно, но ты танцуешь не со мной».