Наркодрянь

Сомора многозначительно поднял палец:

— Связь есть! Как вы думаете, почему именно Манзини, а не кто другой, достиг высшей точки своей карьеры и высшей власти?

— Тут много причин. Разве можно определить в двух словах?

— Можно, можно, — заверил Сомора. — Пьетро трудился ради идеи, во имя идеи, а не собственного тщеславия. Он был скромен и бескорыстен лично, хотя ему и принадлежал весь мир. А вот Томазо чересчур тщеславен, а Картрайт еще и алчен. Для них важна не только власть, но и внешние ее атрибуты. Они никогда не достигнут высот Манзини.

— А что это за идея? — иронично прищурился Эдуард.

— Честь и могущество «семьи», клана, Италии, наконец. Они ведь и в Штатах остаются теми же сицилийцами и корсиканцами. Разве не так?

— Так, — кивнул Фитцжеральд согласно.

— И в этом их сила. Но, кажется, и вы, русские, это понимаете, поэтому я буду иметь с вами дело. А теперь об этом самом деле. Никаких двадцати пяти процентов ни вам, ни кому другому я платить не намерен. Угроз я тоже не боюсь. А товар я вам поставлю — и только вам.

— Хм… — с сомнением покачал головой Фитцжеральд. — Признаться, у нас были несколько иные планы.

— Да знаю я эти ваши планы, — пренебрежительно отмахнулся Сомора. — Вы собираетесь контролировать, верней рэкетировать, всю американскую мафию и при этом не заключать никаких торговых сделок, не вмешиваться ни в шоу-бизнес, ни в проституцию. Эдакий чистый «королевский» рэкет. Так?

— Так.

— Не выйдет, — твердо отрезал Сомора.

— Это почему? — откинулся на спинку кресла Эдуард.

— Потому что так не бывает, и… я не хочу этого. Да и никто не хочет. Вас попросту раздавят, как пойманного в постели клопа, — и все. Так что принимайте мое предложение. Я сильный и порядочный партнер. Вы в этом уже убедились. А вместе мы раздавим любого в этом мире. Пусть товар идет по старым каналам через Картрайта, Томазо, Гвичиарди, но хозяином будете вы, и только вы. — Ну что, — Сомора поднял бокал, до половины наполненный ромом, — за успех совместного предприятия, синьор русский?

— Что ж, — развел руками Эдуард. — Быть тому.

За окном бушевал настоящий тропический ливень. Он громко шелестел листвой, травой, покорно согнувшейся под его тяжестью, тугие струи выбивали на подоконнике барабанную дробь и сами дробились на миллиарды блестящих шариков.

Шарики летели во все стороны, сливались и тяжелыми каплями падали на пол и на ботинки Алексея Мелешко.

Алексей стоял уже в маленькой лужице возле распахнутого настежь окна, но это его нисколько не смущало. Он любил дождь. Дождь всегда его убаюкивал — и даже маленький домик на окраине Медельина казался ему теперь уютным и покойным.

Джеймс Мейсон беззаботно покачивался в кресле-качалке, дымил сигаретой и с интересом наблюдал за охотой юркого длинноногого геккончика.

Геккон, постоянный обитатель этой комнаты, нисколько не стеснялся присутствием гостей Он проворно шнырял по стенам, потолку и старательно подбирал насекомую мелочь, укрывшуюся в помещении от дождя. Так он набивал свое вместительное брюшко, пока не нарвался в углу на угрюмого флегматичного богомола. Геккон был совсем крохотный, а богомол длинный и упитанный.

Противники выступали в разных весовых категориях, но геккона это не смутило. Он смело ринулся в бой.

Богомол долго удерживал противника на дистанции редкими, но мощными ударами когтистой лапы. Геккон ловко уклонялся и кружил вокруг богомола, стараясь зайти тому в тыл. Но богомол был начеку. Первый, он же последний раунд затянулся. Наконец геккон обманул противника вильнув хвостом. Богомол ошибся. Он круто развернулся, промахнулся, мазнув лапой по воздуху, и тотчас, атакованный сзади, почти наполовину исчез в широко разинутой пасти удачливого соперника.

Мейсон похлопал в ладоши и, продолжая прерванный минуту назад разговор, уточнил:

— Это все?

Алексей вздрогнул и с сожалением оторвался от окна:

— Все.

— Так… значит, здесь дело закончилось, и нам предстоит работа в Индокитае. Однако размах у нашего друга Фитцжеральда грандиозный. Осталось только заручиться нашим согласием. Да?

— Да, — пожал плечами в ответ Алексей.

— Так вот: я этого согласия не даю, — Мейсон энергично качнул кресло и сплюнул на пол.

Алексея это заявление не очень удивило. Он давно догадывался, что Мейсон желает выйти из игры. Но интересовало его другое, и он, пользуясь моментом, решил задать волнующий его вопрос:

— А почему, если не секрет?

— Не секрет, — кивнул Мейсон, словно сознавая законность этого вопроса. — Дело в том, что все эти громкие фразы о необходимости борьбы со злом вылились в обыкновенную грызню между кланами. Какая, к черту, разница: итальянцы, колумбийцы, русские… Мафия — она и есть мафия. А я, старый дурак, попался на удочку твоего шефа и заделался на склоне лет натуральным мафиози. Разве не так? Но теперь хватит с меня. Я говорю «нет».

Алексей снова повернулся к окну, выстучал пальцами на подоконнике похоронный марш и разочарованно сознался:

— А жаль… Если честно, мне тоже не по душе игра этого Фитцжеральда и цель, которую он поставил. Однако… Мне попросту некуда деваться.