Открытые чакры гуру уловили концентрированный сгусток энергии, и теперь учитель представлял собой не что иное, как радиолокационную антенну, приемник и передатчик, вместе взятые.
И все это на автономном питании.
По комнате заметались синие электрические искры. Сам гуру разве что не светился в полумраке, но молнии от него полетели словно от Зевса-громовержца. Запахло озоном, и тогда гуру заговорил. Собственно, говорил не он сам, а космос.
Гуру лишь выполнял функции посредника и переводчика. А может, гуру и не говорил вовсе, но Картрайт слышал его голос:
— Ты возьмешь ее. Но она никогда не будет твоей. Она ничья. Она оттуда. Смотри!
И обалдевший, впавший в транс вслед за наставником Картрайт увидел… На противоположной стене… Словно изображение диапроектора, только объемное…
Лачуга… Китайская фанза… таких много в Чайна-тауне… Картрайт прошел сквозь стену. Какие-то узкоглазые желтые рожи… Подвал… Господи единый… Вот она…
Адрес на «голограмме» не указали, но Картрайт точно знал, где искать лачугу.
— Ты возьмешь, — снова забубнил и заискрил гуру. — Ты возьмешь, тебе никто не сможет помешать. Так будет. Иди.
Картрайт очнулся и пулей вылетел из электрической комнаты. Вслед ему гуру отпустил последнее напутствие:
— Ты будешь сам.
Тренированные парни из личной гвардии Картрайта без особого труда разыскали в тесном переплетении узких улочек скромную китайскую лавчонку и ночью, без лишнего шума, атаковали ее.
Однако в лавчонке не оказалось ни единой живой души, но в подвале… В подвале они обнаружили странную капсулу со статуэткой и без приключений доставили ее Картрайту.
Но вместе с богиней в дом Картрайта вошел и страх. Он стал вползать к нему в постель по ночам.
Очень скоро Картрайт научился чувствовать его приближение.
Вот… словно холодный ветерок коснулся волос… По телу пробежала легкая дрожь. Тело Картрайта цепенело в ожидании неведомого и страшного. И «оно» приходило…
Тошнотворная волна поднималась откуда-то изнутри и подбрасывала Картрайта в постели. И он вскакивал с кровати, зажигал свет и метался по спальне, сжимая виски руками. Сердце бешено колотилось и рвалось наружу. Картрайта знобило…
Затем он успокаивался, и тогда неудержимо хотелось спать. Но самое ужасное — уснуть он не мог! Стоило прикрыть на секунду веки, и голова начинала раздуваться, как резиновый шарик. Мозг, казалось, делился на части, словно одноклеточный организм. И каждое новое его полушарие жило и думало по-своему, совсем отдельно от него, Картрайта.
Затем накатывала новая волна. И Картрайт медленно, но уверенно пополз к грани, за которой начиналось безумие.
Поначалу приступы тревожили его раз в неделю. Затем они стали повторяться все чаще, и наконец каждая ночь стала для Картрайта пыткой.
Он забывался только к утру, наглотавшись транквилизаторов. Но такой сон не освежал. Картрайт осунулся и очень быстро похудел. А днем он иногда засыпал на ходу. Самое плохое — он стал забывать некоторые бытовые детали и рабочие мелочи. А это уже было почти катастрофой.
Он дошел до того, что решил избавиться от богини и… не смог. Тогда он изменил своим принципам и отвез статуэтку знакомому профессору-эксперту, большому доке в таких вопросах.
Профессор Стейнер долго вертел богиню на столе, поворачивая ее то так, то эдак, словно прицеливаясь — с какой стороны к ней лучше подобраться.
Затем он вооружился устрашающей на вид лупой и старательно изучил мельчайшие шероховатости и выпуклости на золотом теле богини. Наконец, причмокнув губами, профессор задумчиво поскреб абсолютно голую макушку.
— Э-э… занятнейшая вещица, коллега. Честно говоря, настоящий шедевр и весьма похоже на подлинник. Поздравляю… поздравляю… Но… откуда же вы ее выудили?
Еще месяц назад Картрайт соврал бы, не моргнув глазом, но сейчас он замялся.
— Понимаю, — тихо рассмеялся Стейнер, — видно, ловили в мутной водичке… Впрочем… иначе в наше время хорошую коллекцию не составить.
Он резко оборвал смех и поднял на Картрайта бесцветные глазки.
— Очень ценный экспонат, очень… И все-таки, назовите хотя бы приблизительно, э-э… географический регион, откуда прибыла богиня.
Картрайт только покачал головой и развел руками:
— Знаю только то, что богиня относится к культуре времен раннего буддизма, VI–V век до нашей эры.
— Что ж… В древних источниках есть указание на существование некой богини Махапаринирвана[6]. Даже имя этой богини было запрещено поминать всуе, поэтому и оно утеряно. Может быть, но… нет! — Стейнер снова глянул на пупок богини через лупу и твердо повторил: — Нет! Сделана она действительно в Индии где-то в VI–V веках до нашей эры, но к индуизму богиня отношения не имеет! И к буддизму тоже.
Картрайт от такого заявления даже рот приоткрыл и тупо уставился на профессора в ожидании пояснений.
— Видите ли, — наслаждаясь произведенным эффектом, глубокомысленно пояснил Стейнер, — ни люди, у которых вы купили статуэтку, ни вы, Картрайт, не знаете, что определяет ценность богини. Впрочем, и я сам не все знаю. Но кое о чем догадываюсь… Хотите кофе?
— Потом, — невежливо отмахнулся Картрайт.