Наркокапитализм. Жизнь в эпоху анестезии

Париж первым из всех городов принял решение об установке современной системы уличного освещения; в 1667 году новый генерал-лейтенант полиции Габриэль Николя де ла Рени издал указ о том, что каждая часть улицы должна освещаться стационарным фонарем[88]. Это стало его первым действием после назначения на новую должность Жаном-Батистом Кольбером, и оно положило начало как современной полиции, так и ночному управлению городом – словно первое и второе в конечном счете представляло собой одно и то же. Правда, поначалу устанавливались всего лишь фонари с двухфитильной свечой, защищенные от непогоды простым ветровым стеклом, а хитроумная сеть газовых уличных фонарей, испускающих свет через тонкую раму, появилась только в девятнадцатом веке. Но это не помешало ла Рени отпраздновать победу над парижской ночью, приказав в 1669 году отчеканить медаль со следующим девизом: «Urbis securitas et nitor» («Безопасность и порядочность города»)[89]. Идея ла Рени в действительности заключалась в том, чтобы очистить городские улицы во всех смыслах этого слова, то есть избавиться от всего, что делало его нечистым, неблагоприятным, опасным и трудным для управления, – особенно тогда, когда на дорогах становилось пусто. Для него обеспечение безопасности города означало обеспечение того, чтобы ночной отрезок времени перестал ускользать от его власти, а следовательно, и от власти короля; ночь тоже должна была признать всю полноту верховенства власти. Видеть, что граждане спят, – таково в конечном итоге было желание ла Рени; гражданам надлежало запереться в своих домах, а офицерам полиции – убедиться в этом, не обманываясь незаметностью живущих в тени. Чтобы ночь оставалась периодом для восстановления сил и способствовала дневной активности, она должна была делать это при полном свете – том самом свете, который историки задним числом назовут предвестником просвещенного века. Просвещение было не чем иным, как внедрением дня там, где он до тех пор не мог пролить свой свет; метод Рени не стал сюрпризом: Просвещение представляло собой полицейский надзор в сочетании с уличными фонарями. Прежде чем покончить с политическим или религиозным «обскурантизмом», требовалось сперва положить конец физическому мраку; именно за это ла Рени взялся с таким рвением, которому все аплодировали и благодаря которому он продержался на своем посту тридцать лет, хотя его могли сместить в любой момент[90].

§ 25. Путешествие в Уэбстер-Холл

Успех хлоралгидрата в конце девятнадцатого века можно истолковать как успех концепции ночи, подчиненной идее охраны правопорядка, согласно которой ночь считалась периодом для восстановления сил – а значит, и критерием морального разграничения работников на плохих и хороших. Однако, само собой разумеется, что эта концепция не могла не породить своей противоположности и что одновременное изобретение ночной полиции и уличного освещения сделало возможными новые способы времяпрепровождения, порой оставлявшие желать лучшего. Открытие первого современного ночного клуба «Уэбстер-Холл» в 1886 году в Нью-Йорке показало, в каком направлении развивались события – в направлении переосмысления оргии в эпоху электрического освещения и механического пианино[91]. Если старые таверны поддерживали такое же отношение с ночью, как любое жилище, то ночные клубы выступали маяками в темноте, совершенно не обязанными сторониться ее. Другими словами, появление ночного клуба означало появление способа апроприации ночного мира, направленного на избегание полиции или, скорее, обращение ее в свою пользу, учитывая то, что полиция стремилась очистить темноту от любой опасности. Причина долгого ожидания между установкой первых фонарей в городах и открытием первого ночного клуба заключалась в том, что уличному освещению не хватало яркости и эффективности, которых позволил достичь лишь переход на электричество. Использование угольного газа, а затем природного газа в начале девятнадцатого века уже несколько упростило задачу освещения городов, но именно повсеместное распространение электричества в 1880-х годах завершило завоевание ночи, превратив ее в пространство для жизни, сравнимое с любым другим[92]. Ночной клуб стал подтверждением такой жизни – жизни, которая, если присмотреться к потным лицам слишком нетрезвых танцоров, имела вид слегка искаженного симулякра. Если говорить о «Уэбстер-Холле», то нужно добавить, что в нем преобладали лица рабочих и воинственных левых, приходивших туда для проведения собраний, профсоюзных митингов или сбора средств для кооперативов[93]. Изобретение ночного клуба – это не только изобретение современной формы избытка; оно также подразумевало появление современной формы политики, отношение которой к существующему порядку было, мягко говоря, критическим.

§ 26. Политика возбуждения