Нарком Фрунзе. Победитель Колчака, уральских казаков и Врангеля, покоритель Туркестана, ликвидатор петлюровцев и махновцев

В. Инбер считает также, что аналогичный случай (в части умерщвления) имел место и с Фрунзе.

Записка Н.И. Ежова И.В. Сталину о настроениях в семье Пешковых, среди научной, творческой и технической интеллигенции.

1 марта 1938 г.

Не говоря уже о более поздних случаях – обращении Лидии Тимашук по поводу «лечения» Андрея Жданова и готовящегося процесса «врачей-убийц»? Ведь в сталинской системе не существовало срока давности для «подъема нужных дел», скорее наоборот – можно было обвинять в многолетней вредительской деятельности. Почему в смерти Фрунзе не были обвинены именно те, кого он победил, – тот же барон Врангель и созданная им организация – Русский общевойсковой союз, изгнанные с родных мест эмир Бухары и другие восточные ханы и баи?

Почему Сталин не приказал в 30–40-х годах создать версию геройского наркома, погибшего под ножом вражеского наймита? Может быть, именно потому, что он сам навещал Фрунзе и получается, что и сам вождь народов недоглядел…

Как хоронили Фрунзе

Через несколько часов после смерти Фрунзе было объявлено 1–7 ноября в Красной армии и на флоте – неделей траура. 1 ноября 1925 года в советских центральных газетах было напечатано обращение ЦК РКП(б) «Ко всем членам партии, ко всем рабочим и крестьянам»: «Не раз и не два уходил тов. Фрунзе от смертельной опасности… Он ушел невредимым из героических битв Гражданской войны… выдвинувшись в качестве вождя нашей победоносной Красной армии… Умер наш славный боевой товарищ… руководитель победоносных боев Красной армии… выдающийся ее строитель».

Узнав о смерти Фрунзе, его предшественник на посту наркома Троцкий произнес пламенную речь на траурном заседании в Кисловодске 2 ноября 1925 года: «За последние годы удар следует за ударом, образуя в рядах передовых борцов советской страны одну брешь за другой. Последний удар – один из тягчайших – поразил нас 31 октября. Около трех часов пополудни я получил из Москвы от товарища Сталина телеграмму, которая заключала короткий, но страшный текст: «Фрунзе скончался сегодня от паралича сердца». Я знал, как и все вы, или, по крайней мере, многие из вас, что товарищ Фрунзе болен, – но кто же из старшего поколения революционеров здоров? – и каждый из нас думал, что болезнь его преходящая, что он вернется к своей ответственной работе. И вот – грозная телеграмма, которую несколькими часами позже, в более пространном виде, получила вся страна, весь Советский Союз. И так же, как многие из вас, я держал в руках клочок бумаги с траурной вестью и старался вычитать не то, что там было написано, а нечто другое, менее грозное, менее безнадежное. Но текст не поддавался толкованиям, как и тот страшный факт, который в нем сообщен, не может быть – увы! – ни оспорен, ни отменен. Михаила Васильевича Фрунзе не стало, ушел навсегда один из храбрейших, из лучших, из достойнейших, и завтра революционная пролетарская Москва будет хоронить почившего борца на Красной площади…»

Есть в буржуазных государствах полководцы, которым воздаются формальные почести и воскуривается фимиам славы. Но нет полководца, равного нашему Фрунзе, нет и не может быть во всем мире, ибо нет и не может быть во всем буржуазном мире полководца, с которым связаны органически мысли и чувства миллионов. Нет и не может быть полководца в буржуазных государствах, на которого были бы обращены взоры угнетенных, где бы эти угнетенные ни находились: в соседней Германии, Китае, Индии или в других местах земного шара.

Клара Цеткин

На следующий день Реввоенсовет СССР создал комиссию по увековечению памяти своего покойного руководителя (и выдающегося советского военачальника) под председательством начальника Политуправления РККА, члена Реввоенсовета Андрея Сергеевича Бубнова (давнего товарища Фрунзе). Также было принято решение: «Увековечить память тов. Фрунзе Михаила Васильевича постройкой в городе Москве Центрального Дома Красной армии имени товарища Фрунзе…»