Наркомэр

— А что ж вы здесь-то не живете?

— Обвалом грозит! — крикнул полковник, пришпоривая коня. Вот тоже прилип — словно сегодня вечер вопросов и ответов. Как банный лист…

У церкви он оглянулся: по Иштанской улице поднималась, набирая скорость, автомашина. В сумерках светились фары. Скорость явно завышенная.

Михалыч свернул с дороги и рысью пошел к опушке. Пластиковый контейнер бился сбоку, готовый сорваться. Вот и лес. Резидент проскочил между деревьев и, перейдя на шаг, стал пересекать лог. На другой стороне он остановился, будто не полковник, а он здесь командовал: хотел — бежал, а хотел — останавливался.

Среди чащобы на опушке в лучах света мелькали человеческие тени. С чего бы это людям вдруг в лес среди ночи понадобилось. Не иначе как за мухоморами собрались ребята… Вполне объяснимое дело — за Кожемякиным порскнули, да немножко припозднились. Пока Окунь заговаривал зубы, кто-то в его доме уже звонил по телефону.

«Не зря, выходит, я слушать его не стал», — с облегчением думал Кожемякин. Он дернул поводья, и Резидент, раздвигая грудью подлесок, пошел в глубину.

«Средняя лошадиная скорость больше человеческой, — размышлял Михалыч. — На машинах они за мной не пройдут. Так что, может, только пешкодралом. А это в наше время не каждому по зубам. Интересно, кто они?..»

Он развернулся, вынул оптический прицел и стал вглядываться, но уже ничего не видел, кроме всполохов света среди деревьев.

Около четырех часов утра он прибыл на Половинку. Огородами завел коня, кинул ему охапку сена и вошел в дом. Дядя с матерью блестели глазами. Рядом с дядей кто-то еще блестел. Оказалось, это тетка Ксения.

— Надо же, — вдруг произнесла она низким голосом, — людей теперь воруют. Вот жизнь пошла, а…

Кожемякин промолчал. Как был в одежде, так и лег на матрас, постеленный на пол. И тут же задремал, лаская под подушкой израильский «узи».

Сон оказался легким. Во сне Михалыч летал над Дубровкой. Он зашел со стороны деревни в крутом пике и чуть не врезался в болото. Удалось выправить истребитель — внизу мелькнула водная гладь, камышовые шишки — и взмыть над кедрами, слегка задев верхушки ногами.

Михалыч проснулся: усталости как не бывало. Наверное, он проспал часов восемь. Однако на часах минуло не больше сорока минут. На кроватях, задрав носы, по-прежнему спала родня.

Вынув из-под подушки автомат, он встал и вышел во двор. Дядин кобель дремал, свернувшись калачиком и лениво взглядывая сонными глазами. Резидент вздыхал и хрустел сеном. Сна не было для Михалыча. Во сне Михалыч часто летал, но сегодняшний сон был какой-то особенный. Говорят, если во сне летаешь, значит, еще растешь.

На крыльцо вышел дядя:

— Почто не спишь?

— Не нравится мне что-то…

Дядя сморщил физиономию. Ему тоже не нравился весь этот концерт. Оно и понятно: жил себе, а тут понаехали постояльцы.

— Пойду прошвырнусь, — сказал Кожемякин. — А вы никому не открывайте. Понятно?

Еще бы им не понять!

— Чует мое сердце… Неладно что-то… — И принялся накидывать на Резидента полную сбрую — хомут, шлею. — Дорогу перекрою, — сказал, — там пара берез лежит. Дай веревку…

Дядя вынес из сеней веревочную связку. Протянул.

— Выпил бы молочка, Толик…

— Давай…

Выпил молока, затем повел Резидента через огород и на задах углубился в лес. Тропинкой вышел на проселочную дорогу, пошел по ней, сидя на лошади без седла, в сторону интерната.

Дорога была старой, разбитой колесными тягачами еще в хрущевские времена. Ею давно не пользовались за ненадобностью. Кому сюда ездить! Доехал автобусом до интерната, а дальше пешочком к родителям. Тут всего-то пять километров.

Разбита дорога, но она не препятствие для крутых внедорожников.

Добрался до старой деляны, обвязал веревкой березу за комель, концы затянул у хомута на гужах.

— Но, милый…

Милый поднапрягся и сдернул с места колодину. Вскоре бревнышко лежало поперек дороги, оказавшись аккуратно меж двух осин. Чтобы убрать это препятствие, понадобится подъемный кран. Либо колья, стяги, коротыши и обычные крестьянские навыки.

Сделав несколько рейсов, Михалыч успокоился. Старая древесина прочно закрывала дорогу. В любом случае на Половинку проехать будет нельзя. На этом месте придется останавливаться. И чесать затылок…

Дело сделано. Остальное будет зависеть от гибкости хребта. Гидра с налета не проскочит. И авиацию она не вызовет.

Он вновь сел на коня и возвратился в деревню.

Егорыч, мать и Ксения бродили по дому. Завтрак был готов, и все принялись судорожно есть.

— Сейчас я опять отлучусь, мне надо, — планировал Михалыч. — Оставлю помповое ружье. «Моссберг» называется. Двенадцатый калибр. Емкость шесть патронов. Вали наповал, если заподозришь что не так…

Дядя молчал, хлебая окрошку. В жару только она и спасала.

— Понял?

Дядя кивнул. Он никогда не думал, что придется воевать на старости лет.

— Меня найдете на середине, — продолжал Михалыч. — Но я постараюсь вернуться. Просто чую — не могут они сюда не приехать, если вчера гнались…

Мать шмыгала носом: при наличии собственного дома в Матросовке вынуждена скрываться в лесу.

— Что ж, что скрываться, — успокоил брат. — Дом общий, родительский.