Наркомэр

На объект его, конечно, не пропустили. Делать нечего. «Тип» привязал коня к шлагбауму и развалился здесь же, на траве, на самом углу, где кобель недавно отметился. А мужику хоть бы хны. Не чувствует запаха мочи. А может, у него нос забит. Лежит, вслух рассуждает: «Меня примут, потому что слово давали на бумаге. Меня многие знают. Даже владыка Прокл недавно добрым словом напутствовал. Иди, говорит, казак Натолий, по свету и собирай милостыню на святой храм. Транспорт у тебя имеется. Бензину не требует — вот и ступай. Только не останавливайся нигде. На зиму можно. А летом иди. Неделю поживи и дальше ступай. Нельзя мне надолго! К святым местам идти надо, однако!..»

Мужику лет сорок. На нем казачий мундир с широкими желтыми лампасами, синяя гимнастерка с погонами и фуражка с царской кокардой. Где-то откопал себе форму. Поверх гимнастерки двойная истертая портупея с шашкой. Подъехал, что твой царь на параде, транспорт привязал. Теперь отдыхает. Казак на привале. Хоть на фото запечатлевай его. На другом боку у него кобура. Оттуда торчит тяжелая рукоять револьвера. Кто его знает, жахнет сглупа. Приходится молчать, ждать начальство. Хотя с виду мужик выглядит обыкновенным дураком. Скорее всего так оно и есть. Вялотекущая шизофрения в стадии обострения. Намнет себе задницу и на том успокоится, паломник…

Между прочим, на погонах у «паломника» три большие звездочки. Как у полковника. Любопытно, чему это соответствует, если перевести на казачий чин. Не знает, поди. Может, есаул? Хоть бы побрился для приличия.

— Какое у тебя звание, казак?

— Звание наше простое. Полковники мы…

— Да что вы говорите. Неужели так и есть, что полковник?

— Точно так. Потому что из воинского сословия перешедши. Сохранилось количество этих.

Казак похлопал пальцами по погону.

— И кому же вы подчиняетесь?

— Казачья станица у нас. Главный над нами — старшина.

— Вот и разберись у них…

Конь потянулся к траве. Казак растянулся у забора и даже захрапел. Усталость, видно, одолела. Лицо накрыл широкой фуражкой, ноги раскинул и дрыхнет на зависть охране. До смены еще целых два часа. Хоть бы смениться до приезда начальства. Ведь придерется, особенно тот, который наездами бывает на предприятии, директор по безопасности.

Однако смениться до приезда начальства не удалось, потому что приехал сам Рябоконь. Слегка возбужденный от езды на автомобиле. Это и понятно. Все-таки рабочее место находится на окраине города. Здесь фактически территория сельского района.

Начальство подало сигнал. Полусонный охранник инстинктивно нажал кнопку подъема шлагбаума. Стальная труба пошла вверх, потянув за собой конскую морду. Конь взвился на дыбы и заржал. Казак проснулся и вскочил на ноги: господи боже ты мой! Что творится?! Коня чуть не повесили! Отпустите коня, дебилы!

Труба опустилась. Казак подскочил и, отвязав повод, завел коня на территорию. Он словно ждал этого.

«Мерседес» вошел следом и остановился в сторонке. Директор выскочил из машины и направился к казаку. Сейчас он ему задаст. Вылетит вместе со своим мерином. Вместо этого директор подошел к нему и протянул руку. Чем могу? Охранники разинули рты: действительно, не познан твой промысел, боженька.

Казак протягивает директору бумаги.

— От благочинного… — говорит, — грамота. Написано, чтобы я шел и не останавливался. Но я не могу боле идти. Устал. Требуется отдохнуть и поработать на благо Иисуса нашего Христа. Травы у вас много. Надо скосить и вывезти. Не то пожар будет. Сгорит все. И вы сами пострадаете. Вы не думайте обо мне плохого. Так-то я умный. Только с виду немножко дурак…

Он протянул директору свернутый вчетверо листок. Пусть прочитает, если не верит на слово. Там же черным по белому написано: «Вялотекущая форма… Не опасен для общества. По складу характера спокоен. Податлив на воздействие словом, то есть внушение…»

Директор документ вынужден был взять. Слишком доверчиво и просяще смотрел голубыми глазами человек. Заметно, что в них чего-то не хватает. Совсем малого. Чуточки самой. Без нее разум неполным считается. Прав был человек, позвонивший вчера. Благочинный. Рябоконь с полгода назад вырядил тому сумму на восстановление храма. И еще, может, вырядит, потому что не может он просто так пройти мимо просящего. Бог — он все видит. И все слышит. Особенно откуда у Коня Рыжего деньги берутся.

А казак, дебил стоеросовый, словно дело уже решенное, рассуждает вслух:

— Поживу у вас маленько. С недельку. Сена заготовлю… Поработаю малость. Потом отдохну — и опять в путь. А обратно когда ехать буду, сено свое заберу. У вас же некому жевать его… — и глядит в глаза, словно рассмотреть хочет: может, Боря сомневается?

Но Боря не сомневался. Не хочется ему в следующий раз глазами перед благочинным хлопать.

— Где жить-то будешь? — спрашивает. — Тут ведь ни общежития, ни столовой.

— Говорят, у вас конюховка от Красной армии осталась…