Наркомы страха

Абакумов в ответ резал правду-матку: «Руководство 2-го управления (занимавшегося контрразведкой. — Б. С.) доложило мне, что Этингер является враждебно настроенным. Я поручил подготовить записку в ЦК. В записке были изложены данные, которые убедительно доказывали, что Этингер — большая сволочь (о том, что Яков Гилярович, являвшийся также личным врачом Берии, не питает ни малейших симпатий к «отцу народов», свидетельствовали его разговоры с сыном, записанные МГБ на магнитофон с помощью подслушивающих устройств. — Б. С.). Это было в первой половине 1950 года, месяца не помню. Но санкции на арест мы не получили… А после того как сверху спустили санкцию, я попросил доставить Этингера ко мне, так как знал, что он активный еврейский националист, резко антисоветски настроенный человек. «Говорите правду, не кривите душой», — предложил я Этингеру. На поставленные мною вопросы он сразу же ответил, что его арестовали напрасно, что евреев у нас притесняют. Когда я стал нажимать на него, Этингер сказал, что он честный человек, лечил ответственных людей. Назвал фамилию Селивановского, моего заместителя, а затем Щербакова. Тогда я заявил, что ему придется рассказать, как он залечил Щербакова. Тут он стал обстоятельно доказывать, что Щербаков был очень больным, обреченным человеком…» Насчет болезни Щербакова доктор был совершенно прав. Александра Сергеевича преждевременно свел в могилу тяжелый алкоголизм. На 44-м году жизни он умер у себя на даче во время очередного запоя. Думаю, не случайно алкоголизм так сильно проявлялся у соратников Сталина. К этому располагала атмосфера в Политбюро: все гадали, кто следующий окажется на плахе.

Абакумов продолжал: «В процессе допроса я понял, что ничего, совершенно ничего, связанного с террором, здесь нет. А дальше мне докладывали, что чего-то нового, заслуживающего внимания, Этингер не дает».

«Вам известно, что Этингер был переведен в Лефортовскую тюрьму с созданием необычного для него режима?» — поинтересовался первый заместитель генерального прокурора, которого трудно было заподозрить в человеколюбии. По сути, он обвинял Абакумова в том, что тот устранил важного свидетеля, который не вынес тяжелейших условий содержания в карцере и умер от сердечного приступа.

Абакумов оправдывался: «Это неправильно. И Внутренняя, и Лефортовская тюрьма одинаковы, никакой разницы нет (Виктор Семенович сделал вид, что забыл разницу: на Лубянке подследственных били редко, а вот в Лефортове творили что хотели. — Б. С.).

«Вы давали указание о том, чтобы содержать Этингера в особых, опасных для его жизни условиях?»

«В каких — особых?» — прикинулся незнайкой Абакумов.

«В более жестких, чем всех остальных, — пояснил следователь-прокуратор. — Ведь Этингера поместили в сырую и холодную камеру».

«Ничего особенного здесь нет, потому что он — враг», — демонстрируя непримиримость к «большой сволочи» Этингеру, отрубил Виктор Семенович. И напомнил прокурору, как оказалось, на свою голову: «Мы можем и бить арестованных — в ЦК ВКП(б) меня и моего первого заместителя Огольцова неоднократно предупреждали о том, чтобы наш чекистский аппарат не боялся применять меры физического воздействия к шпионам и другим государственным преступникам, когда это нужно… Арестованный есть арестованный, а тюрьма есть тюрьма. Холодных и теплых камер там нет. Говорилось о каменном полу — так, насколько мне известно, пол везде каменный… Я говорил следователю, что нужно добиваться от арестованных правды, и мог сказать, чтобы тот не заводил нас в дебри…» Так Абакумов пытался объяснить неосторожно сорвавшуюся с языка фразу про дебри, которую «доброжелатель» Рюмин интерпретировал как нежелание разоблачать «еврейский заговор». А насчет того, что в тюрьме нет холодных и теплых камер, Абакумов врал. Сам ведь изобрел камеры-холодильники, все прелести которых ему очень скоро пришлось испытать на собственной шкуре.

Бывший министр госбезопасности также отверг обвинения в попустительстве «террористическим намерениям» хирурга академика Сергея Сергеевича Юдина, будто бы примыкавшего к контрреволюционному заговору, которым руководил Главный маршал артиллерии Воронов. Последний якобы собирался передать власть в стране маршалу Жукову. Замечу, что оба маршала так и не были арестованы. Не признал Виктор Семенович за террористов и членов подпольной группы «СДР», состоявшей из старшеклассников и студентов-первокурсников. У многих из них родители были репрессированы, поэтому ребята не слишком жаловали партийное руководство и «великого кормчего». Члены «СДР» считали себя настоящими «марксистами-ленинцами» и мечтали о возвращении к «ленинским нормам». Абакумов, однако, полагал, что они всего лишь болтуны, и их разговоры, вроде того что неплохо было бы убить Маленкова за антисемитские высказывания, не воспринимал всерьез.