Читаем Наркопьянь полностью

 - Круто! - сказал Доктор.

 - Согласен, - я остановился и присел на корточки, чтобы завязать развязавшийся шнурок, - не зря пришли.

 - Не зря…

 - Фронт духовной пустоты, - ковырнул я из головы первое попавшееся словосочетание, поднимаясь на ноги.

 - Ага… фронт… только пустота там, - Доктор махнул рукой в сторону выхода, - на улице.

 - Я тебе про то и говорю.

 - Я понял.

 Мы прошли оставшиеся залы и двинули прочь. Дождь так и не прекратился. Теперь он лениво бомбардировал проспект, давая понять, что заканчиваться и не собирается.

 Снова Невский, потом Площадь Восстания. Мы взяли пива. У Московского вокзала зацепились языками с двумя дембелями. Что-то говорили, я уж не помню что.

 - Где служил? – спросил я одного из них.

 - Да здесь, под Питером…

 - А я в Карелии, - протянул второй, - вот земляка встретил…

 Я поведал парням свои мысли, но они отреагировали вяло. Их волновали другие проблемы. Дома ждали родители, девушки. И неустроенность провинциальной жизни. Возможно, безработица. Прокаженное будущее, созданное героическим прошлым.

 Потом мы расстались с дембелями и бесцельно брели по Невскому в сторону Александро-Невской лавры. Сквозь какую-то меркнущую и внезапно взрывающуюся яростными вспышками пустоту.

 Доктор предложил взять еще сиропа. Я снова легко согласился. Приходить в сознание не входило в мои планы.

 Два квартала – и вы в аптеке. Мы взяли еще по бутылочке (название не разглашается, дабы будущие поколения его не узнали и, ютясь в прокаженном мире, думали о том, что ответственность за свое будущее, за будущее своих детей, они несут уже сейчас, в настоящем). Выпили, стоя под аркой одного из домов. Неприятный сладковатый привкус во рту.

 И новые вибрации реальности, проносящиеся по нейронам со скоростью света. Слава богу, речевой диссоциации больше не было. Только все вокруг казалось пульсирующим и живым.

 - Забавная штука.

 - Я же говорил, - Доктор достал сигарету.

 - И набирающая популярность…

 - Мои слова.

 Я тоже закурил.

 - Нет, это слова твоего внутреннего Бога.

 - У меня внутри никого не живет.

 - А на небе?

 - Это другое дело…

 - Нет, то, что внутри – то и снаружи. Это дуализм реальности.

 - Тогда дуализм реальности – это консервы «Анкл Бенс», сделанные из негра, потому что его рожа на этикетке, - Доктор скептически прищурился. Еще один привет из детства.

 - Это единство негра и содержимого. Не бери в голову.

 - А я и не беру. Пошли еще пива возьмем.

 Пиво пили под той же аркой. Проспект был размазан серой кистью дождя. Из водосточной трубы нам под ноги с шумом выкатывались пузырящиеся струи.

 - Слушай, а с кем я общаюсь, если никого не существует? – спросил я Доктора.

 - Не знаю, наверное, с самим собой…

 - Но меня ведь тоже не существует.

 - Я думаю, это сироп от кашля общается сам с собой. Он существует.

 - Вот-вот. Я к тому и клоню. Получается, что ничего, кроме сиропа, не существует. И сироп общается сам с собой. И сам для себя проецирует реальность. Ту реальность, которую хочет видеть.

 - Я хочу видеть солнце, - Доктор вздохнул, глядя на воду, льющуюся из водосточной трубы.

 - Вряд ли получится… сироп хочет дождя.

 - Эх… - Доктор сделал судорожный глоток, я синхронно приложил бутылку к губам.

 - Тебе какое пиво больше нравится – в бутылке или в банке? - спросил я.

 - Какая разница?

 - Мне вот в бутылке больше нравится… точнее, не мне, а, как мы определили, сиропу…

 - Сиропу все равно.

 - И, тем не менее, он продается в бутылочках.

 - Это какой-то тотальный заговор.

 - Весь окружающий мир – какой-то тотальный заговор.

 - Твоя правда.

 Мы допили пиво и пошли назад, на Площадь Восстания. Там сели в метро. Метро проглотило нас, словно огромное кровожадное облако, высасывающее чужие мозги. У Доктора зазвонил мобильный телефон.

 Пока Доктор разговаривал, я смотрел на людей, поднимающихся на эскалаторе. Они напоминали лемуров. Но не земных, скорее лунных. Лунные лемуры. Да, так и есть.

 Доктор закончил говорить по телефону и сообщил мне, что знакомые девушки предложили встретиться на Сенной. Он уже согласился, и мы едем туда.

 - На Сенную – так на Сенную, - я не стал спорить, - тебе не кажется, что все люди в метро похожи на лунных лемуров?

 - На кого?

 - На лемуров, - я перешагнул металлическую пасть, прожевывающую ленту эскалатора внизу, - только на лунных.

 - Ну не знаю…

 - Возможно, они уже давно захватили нашу планету и теперь строят здесь свою цивилизацию. Представляешь, цивилизация лунных лемуров…

 - Представляю. А мы тогда кто?

 - А мы – сироп от кашля, - внезапно я засмеялся. Засмеялся и Доктор.

 - Они, - он тыкал в прохожих, смеясь, - лунные лемуры, а мы – сироп от кашля. Ну, ты сказанул!..

 - Это не я…

 - А кто?

 - Ты знаешь...

 Доктор внезапно замолчал, и его лицо сделалось серьезным.

 - Возможно, ты и прав. Тогда нам нужно помалкивать, что мы все про них знаем. Про лунных лемуров, я имею в виду.

 - Я про то же.

 Мы вышли на перрон, и тут же подошла электричка. Метро внутри было каким-то желтым. Как Луна. Луна, на которой живут лемуры. Мы сели в вагон.

 Я чувствовал их. Лемуров, затаившихся под одеждой этих людей, наполняющих вагон. Их дыхание. Дыхание лемуров. Слезы лемуров. Стоны лемуров. Радость лемуров…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Псы войны
Псы войны

Роберт Стоун — классик современной американской прозы, лауреат многих престижных премий, друг Кена Кизи и хроникер контркультуры. Прежде чем обратиться к литературе, служил на флоте; его дебютный роман «В зеркалах» получил премию имени Фолкнера. В начале 1970-х гг. отправился корреспондентом во Вьетнам; опыт Вьетнамской войны, захлестнувшего нацию разочарования в былых идеалах, цинизма и паранойи, пришедших на смену «революции цветов», и послужил основой романа «Псы войны». Прообразом одного из героев, морского пехотинца Рэя Хикса, здесь выступил легендарный Нил Кэссади, выведенный у Джека Керуака под именами Дин Мориарти, Коди Поумрей и др., а прообразом бывшего Хиксова наставника — сам Кен Кизи.Конверс — драматург, автор одной успешной пьесы и сотен передовиц бульварного таблоида «Найтбит». Отправившись за вдохновением для новой пьесы во Вьетнам, он перед возвращением в США соглашается помочь в транспортировке крупной партии наркотиков. К перевозке их он привлекает Рэя Хикса, с которым десять лет назад служил вместе в морской пехоте. В Сан-Франциско Хикс должен отдать товар жене Конверса, Мардж, но все идет не так, как задумано, и Хикс вынужден пуститься в бега с Мардж и тремя килограммами героина, а на хвосте у них то ли мафия, то ли коррумпированные спецслужбы — не сразу и разберешь.Впервые на русском.

Роберт Стоун , Роберт Стоун старший (романист)

Проза / Контркультура / Современная проза
Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова
Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Венедикт Ерофеев – явление в русской литературе яркое и неоднозначное. Его знаменитая поэма «Москва—Петушки», написанная еще в 1970 году, – своего рода философская притча, произведение вне времени, ведь Ерофеев создал в книге свой мир, свою вселенную, в центре которой – «человек, как место встречи всех планов бытия». Впервые появившаяся на страницах журнала «Трезвость и культура» в 1988 году, поэма «Москва – Петушки» стала подлинным откровением для читателей и позднее была переведена на множество языков мира.В настоящем издании этот шедевр Ерофеева публикуется в сопровождении подробных комментариев Эдуарда Власова, которые, как и саму поэму, можно по праву назвать «энциклопедией советской жизни». Опубликованные впервые в 1998 году, комментарии Э. Ю. Власова с тех пор уже неоднократно переиздавались. В них читатели найдут не только пояснения многих реалий советского прошлого, но и расшифровки намеков, аллюзий и реминисценций, которыми наполнена поэма «Москва—Петушки».

Венедикт Васильевич Ерофеев , Венедикт Ерофеев , Эдуард Власов

Проза / Классическая проза ХX века / Контркультура / Русская классическая проза / Современная проза