Солнце только поддавало жару. Я чувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Грудь вздымалась редко и с какими-то хрипами. Я постарался уснуть.
- Господи, - раздался голос Ботаника через некоторое время, - вы бы видели, что там за сортир. Я даже заходить в него испугался, когда увидел, что там творится. Эти парни, - он указал на бытовку, - самые натуральные монстры, они там космическую субстанцию производят какую-то. Такое даже дерьмом не назовешь. Что же они жрут такое…
- Водку, - ты же слышал. И где ж ты тогда погадил? – Псих почесался. Вид у него был весьма помятый.
- Да я за этот сортир этот несчастный зашел и у стеночки все дела сделал.
- Дела он сделал, - усмехнулся я, - смотри, как бы за эти дела местные монстры нас в рабство не упекли. В пожизненное.
- Да уж, будем тогда им на жратву нормальную работать, - Психа передернуло, - а сами водкой питаться.
- Мы и так ею питаемся, - парировал Ботаник.
- Но не до такой же степени…
Откуда-то из недр промзоны возник Макс. Вслед за ним, переваливаясь с боку на бок, ехал грузовик. Макс махнул нам рукой:
- Эй, парни, работа вам прикатила!
Псих приподнялся, потом сел на корточки.
- Это не работа, это каторга прикатила. Что-то мне работать расхотелось.
- Мне тоже, - я с тоской наблюдал за движением грузовика, - а вот ему, наверное, хорошо, - я показал на Ботаника, - он облегчился и рвется в бой.
- Какое там рваться, - Ботаник скривился, - сейчас бы пивка… холодненького.
- Хуедненького, - Псих встал на ноги, - ладно, пойдем – посмотрим, что там за сюрприз нам наш рабовладелец подкинул.
Мы медленно двинулись к грузовику. Макс с водителем производили там какие-то магические действия. Грузовик подъехал вплотную к вагону-рефрижератору, и Макс открыл его массивные двери. Водитель вышел из кабины и открыл заднюю дверь фургона. Мы подошли вплотную.
Картина, которая нам открылась, высушила последние капли оптимизма. Фургон был под завязку набит коробками с замороженным мясом. Из Уругвая или Парагвая. Хотя, впрочем, какая разница? Разгружать его надо было троим измученным людям, которые отнюдь не походили на троицу былинных русских богатырей.
- Ну, что, парни, - Макс махнул татуированной лапой, - приступайте.
Мы молча (не знаю, как там Ботаник с Психом, но скорее всего – тоже), читая про себя заклятия и молитвы, забрались в вагон. Огненный луч солнца в последний раз ударил по нашим головам. А потом опустилась тьма. И груда мороженого мяса.
Мы схватили каждый по коробке и двинулись в вагон. Макс указывал, куда эти коробки складывать. Одна за другой коробки легли на пол. Весили они килограмм по двадцать пять - тридцать каждая. В общем-то, не самая огромная тяжесть в обычных условиях, но когда ты разопрел на солнцепеке да еще и ел три дня назад – это уже тяжесть непомерная. К тому же злая ирония судьбы заключалась как раз в том, что мы уже основательно подзабыли, когда последний раз нормально питались, а теперь нам приходилось разгружать мясо. Из Уругвая или Парагвая – какая разница.
Цепочкой друг за другом мы передвигались из вагона в фургон и из фургона в вагон. Коробки ложились друг на друга, образуя ряды. Самое сложное заключалось в том, чтобы закинуть коробку на верхушку ряда – то есть под самый потолок вагона. Но мы не растерялись и стали сооружать из коробок лесенку вроде пирамиды. Шагая по мясу, пусть и мороженому, я думал об отбивной. И Ботаник с Психом, скорее всего, тоже. Такой вот вираж.
Вскоре по лицу уже струился пот, а в руках саднило. Коробок в фургоне не убывало. Воистину рабский труд. И как тут эти алкаши на одной водке да лапше быстрого приготовления пашут? Наверное, все-таки все дело в водке. А не в ее отсутствии, как в нашем случае.
Нашего и без того чахлого энтузиазма поубавилось. Я видел, как тяжело дышат Псих и Ботаник. Самому мне, по правде говоря, было не легче.
Минут через сорок нашего неустанного труда фургон опорожнился наполовину. Макс, все это время наблюдавший за нашими передвижениями, пошел куда-то в сторону бытовки. Псих тут же бросил коробку, которую только-только оторвал от кучи других.
- Не, парни, - прохрипел он, - хватит с меня этого труда на гребаных эксплуататоров, пора бы и отдохнуть. И сел на только что брошенную им коробку.
Мы сползли следом. Разгружено было где-то чуть больше половины фургона. Сил на вторую половину почти не осталось. Пот перемешался с грязью от коробок, и теперь мы напоминали каких-то чучел, а не людей. Дернуло же нас сюда приехать.
- Если не отдыхать, - Псих сплюнул, - так и загнуться можно. А я не хочу умереть такой позорной смертью.
- Зато среди груды мороженых туш, - попытался пошутить я.
- Я сам себя чувствую мороженой тушей, - процедил Псих.
Через пару минут появился Макс.
- Чего сидите, парни? – с ходу спросил он. – Давайте быстрее, вагон скоро отправлять надо.
Мы понуро продолжили. С каждой новой ходкой из вагона в фургон получалось все хуже. Коробки падали, из них рвалось наружу обледенелое мясо. Макс хмурился.
- Не, так не пойдет, - в итоге заключил он, - что-то вы, парни, плоховато работаете…