Первыми вошли рабы со свечами в руках (Аравита догадалась, что они глухонемые) и встали по краям дивана. Это было хорошо: они прикрыли беглянку, а она все видела. Потом появился невероятно толстый человек в странной островерхой шапочке. Самый маленький из драгоценных камней, украшавших его одежды, стоил больше, чем все, что было у людей из Нарнии; но Аравита подумала, что нарнийская мода — во всяком случае, мужская — как-то приятнее. За ним вошел высокий юноша в тюрбане с длинным пером и с ятаганом в ножнах слоновой кости. Он очень волновался, зубы у него злобно сверкали. Последним появился горбун, в котором она с ужасом узнала своего жениха.
Дверь закрылась. Тисрок сел на диван, с облегчением вздыхая. Царевич встал перед ним, а великий визирь опустился на четвереньки и припал лицом к ковру.
Глава 8
— Отец-мой-и-услада-моих-очей! — начал молодой человек очень быстро и очень злобно. — Живите вечно, но меня вы погубили. Если б вы дали мне еще на рассвете самый лучший корабль, я бы нагнал этих варваров. Теперь мы потеряли целый день, а эта ведьма, эта лгунья, эта… эта… — и он прибавил несколько слов, которые я не собираюсь повторять. Молодой человек был царевич Рабадаш, а ведьма и лгунья — королева Сьюзен.
— Успокойся, о, сын мой! — сказал Тисрок. — Расставание с гостем ранит сердце, но разум исцеляет его.
— Она мне нужна! — закричал царевич. — Я умру без этой гнусной, гордой, неверной собаки! Я не сплю и не ем, и ничего не вижу из-за ее красоты.
— Прекрасно сказал поэт, — вставил визирь, приподняв несколько запыленное лицо. — «Водой здравомыслия гасится пламень любви».
Принц дико взревел.
— Пес! — крикнул он. — Еще стихи читает! — И умело пнул визиря ногой в приподнятый кверху зад. Боюсь, что Аравита не испытала при этом жалости.
— Сын мой, — спокойно и отрешенно промолвил Тисрок, — удерживай себя, когда тебе хочется пнуть достопочтенного и просвещенного визиря. Изумруд ценен и в мусорной куче, а старость и скромность — в подлейшем из наших подданных. Поведай лучше нам, что ты собираешься делать.
— Я собираюсь, отец мой, — сказал Рабадаш, — созвать твое непобедимое войско, захватить трижды проклятую Нарнию, присоединить ее к твоей великой державе и перебить всех поголовно, кроме королевы Сьюзен. Она будет моей женой, хотя ее надо проучить.
— Пойми, о, сын мой, — отвечал Тисрок, — никакие твои речи не заставят меня воевать с Нарнией.
— Если бы ты не был мне отцом, о, услада моих очей, — сказал царевич, скрипнув зубами, — я бы назвал тебя трусом.
— Если бы ты не был мне сыном, о, пылкий Рабадаш, — отвечал Тисрок, — жизнь твоя была бы короткой, а смерть — долгой. (Приятный, спокойный его голос совсем перепугал Аравиту).
— Почему же, отец мой, — спросил Рабадаш потише, — почему мы не накажем Нарнию? Мы вешаем нерадивого раба, бросаем псам старую лошадь. Нарния меньше самой малой из наших округ. Тысяча копий справятся с ней за месяц.
— Несомненно, — согласился Тисрок, — эти варварские страны, которые называют себя свободными, а на самом деле просто не знают порядка, гнусны и богам, и достойным людям.
— Чего ж мы их терпим? — вскричал Рабадаш.
— Знай, о, достойный царевич, — отвечал визирь, — что в тот самый год, когда твой великий отец (да живет он вечно) начал свое благословенное царствование, гнусною Нарнией правила могущественная Колдунья.
— Я слышал это сотни раз, о, многоречивый визирь, — отвечал царевич. — Слышал я и то, что Колдунья повержена. Снега и льды растаяли, и Нарния прекрасна, как сад.
— О, многознающий царевич! — воскликнул визирь. — Случилось все это потому, что те, кто правят Нарнией сейчас — злые колдуны.
— А я думаю, — сказал Рабадаш, — что тут виною звезды и прочие естественные причины.
— Ученым людям стоит об этом поспорить, — промолвил Тисрок. — Никогда не поверю, что старую чародейку можно убить без могучих чар. Чего и ждать от страны, где обитают бесы в обличье зверей, говорящих как люди, и страшные чудища с копытами, но с человеческой головой. Мне доносят, что тамошнему королю (да уничтожат его боги) помогает мерзейший и сильнейший бес, оборачивающийся львом. Поэтому я на их страну нападать не стану.
— Сколь благословенны жители нашей страны, — вставил визирь, — ибо всемогущие боги одарили ее правителя великой мудростью! Премудрый Тисрок (да живет он вечно) изрек: как нельзя есть из грязного блюда, так нельзя трогать Нарнию. Недаром поэт сказал… — но царевич приподнял ногу, и он умолк.
— Все это весьма печально, — сказал Тисрок. — Солнце меня не радует, сон не освежает при одной только мысли, что Нарния свободна.