Народ, или Когда-то мы были дельфинами

– Ему все равно, кого убивать. Он застрелил бабочку, помнишь? – спросила Дафна.

Мау покачал головой.

– Как он может просыпаться каждое утро и решать быть собой?

– Думаю, тот, кто сможет его понять, тоже превратится в него. Он так влияет на людей. Делает их похожими на себя. Так произошло с Фокслипом. Кокс добивается того, что единственный способ его убить – стать еще хуже его. Это едва не сработало с бедным капитаном Робертсом. Смотри, Мау, чтобы это не случилось и с тобой!

Мау вздохнул.

– Пойдем-ка обратно, пока нам не начали поклоняться.

Они пошли вслед за пушкой. Дафна приотстала. Даже в брюках, которые были ему слишком велики, Мау двигался как профессиональный танцор. Бабушка несколько раз брала Дафну с собой на балет, стараясь, чтобы та получила положенное настоящей леди воспитание и ни в коем случае не вышла замуж за безбожника-ученого. Дафна скучала до одурения; артисты танцевали совсем не так грациозно, как она ожидала. Но Мау ходил так, словно каждая часть его тела знала, где она сейчас и где она должна оказаться, и с какой именно скоростью ей надо туда попасть. Люди заплатили бы большие деньги, только чтобы посмотреть, как движутся мускулы у него на спине. Как сейчас. Когда солнце засияло на плечах Мау, Дафна гораздо лучше поняла некоторые разговоры горничных, подслушанные ею когда-то. Кхм.

Утром они выстрелили из пушки. Это мероприятие состояло в следующем: сначала его участники поджигали очень длинный фитиль, а потом очень быстро убегали в противоположном направлении. Грохот был впечатляющий, и большинство зрителей успели подняться на ноги вовремя, чтобы увидеть брызги от ядра, упавшего в воду у противоположного края лагуны.

Но Дафна не разделяла всеобщего ликования. Конечно, и Кокчик говорил, что вся оснастка «Джуди» слишком старая и годится только на свалку, но Дафна заглянула в стволы пушек, и это действительно было душераздирающее зрелище. В четырех пушках были трещины, а внутренность пятой была бугриста, как поверхность Луны. Человеку, выросшему в уверенности, что при выстреле из пушки ядро должно вылетать из жерла, хватило бы одного взгляда на такое орудие, чтобы отказаться из него стрелять. Дафна пыталась объяснить это Мау, но он не стал слушать, и на лице его появилось уже знакомое ей выражение: «Я знаю, что делаю. Не мешай. Все будет хорошо». А пока что Мило и Пилу у огня загадочно молотили по пустым жестянкам с камбуза «Джуди», расплющивая их в лепешку, и отказывались объяснить зачем. Некоторые мужчины и мальчики постарше учились стрелять из пушки. Поскольку пороха было мало и по-настоящему стрелять они не могли, они ограничивались тем, что засовывали в ствол деревянную гильзу и кричали: «Бабах!». Дафна съязвила: она надеется, что предполагаемый противник тренируется кричать «А-а-а-а!».

Ничего не происходило, и это продолжалось довольно долго. Они доделали ограду от свиней, и, значит, теперь можно было закончить посадки. Они начали строить новую хижину, но гораздо выше по склону горы. Сажали деревья. Одному из мужчин кабан вспорол ногу – это произошло на первой кабаньей охоте со времен волны, – и Дафна зашила ногу, промыв рану «матерью пива». Мау нес еженощную вахту на пляже, и Безымянная Женщина часто составляла ему компанию, но, по крайней мере, она стала доверять людям настолько, что оставляла с ними своего мальчика. И это было хорошо, потому что у нее внезапно появился большой интерес к бумажной лиане. Она срезала длинные листья по всему острову, а потом бесконечно плела из них веревку за веревкой. Поэтому теперь Безымянную Женщину называли Женщиной – Бумажной Лианой, потому что так уж работают мысли у людей.

Однажды она с серьезным видом вручила своего ребенка Дафне, и Кале что-то сказала – Дафна не разобрала слов, но все женщины вокруг расхохотались, так что почти наверняка это было что-то вроде: «Пора тебе уже и своим обзавестись!»

Люди расслабились.

И тут явились охотники за черепами – утром, когда едва начало светать.

Они явились с барабанами и факелами.

Мау помчался вверх по пляжу, к хижинам, крича: «Охотники за черепами! Охотники за черепами!»

Люди проснулись и побежали, точнее, забегали, натыкаясь друг на друга, а снаружи по-прежнему слышались звяканье и барабанный бой. Собаки лаяли и путались у людей под ногами. Мужчины по одному и по два поспешили к пушкам на холме, но было уже слишком поздно.

– Вы все покойники, – сказал Мау.

Туман над лагуной начал рассеиваться. Мило и Пилу перестали барабанить и грохотать и погребли обратно к берегу. Люди глупо и обиженно озирались. Тем не менее на склоне горы один человек во весь голос закричал: «Бабах!», явно очень довольный собой.

Чуть позже Мау спросил у Дафны о несчастных случаях.

– Ну, один человек уронил копье себе на ногу, – сказала она. – Одна женщина растянула лодыжку, споткнувшись о собственную собаку. А у мужчины, который был наверху у пушки, рука застряла в стволе.

– Как это он умудрился? – спросил Мау.