– Я считаю, что их казнь будет большой ошибкой, – сказал он. – Требовать от владыки казни следует только в самом крайнем случае. Если жизнь министров будет цениться дешево, государь будет предавать их смерти за малейшую ошибку и оплошность.
Смерть
В следующее воскресенье, когда Ибн Фурату в его комнату во дворце визиря принесли обед, он приказал слугам унести еду, так как решил поститься. Когда стемнело и наступил час окончания поста, он сказал, что не будет нарушать свой пост этой ночью. Слуги стали настаивать на том, чтобы он поел.
– Завтра меня предадут смерти, – ответил он, – это уже решено.
– Господи упаси! Как такое может быть?
– Да, это так, – продолжил Ибн Фурат, – вчера я видел во сне своего покойного брата Абу Аббаса, и он сказал мне:
На следующее утро заговорщики поплыли вниз по реке к императорскому дворцу. Халиф отказался принять их, тогда они вернулись во дворец визиря и написали халифу письмо, в котором требовали предать смерти Ибн Фурата и его сына. Муктадир ответил, что ему необходимо время для принятия такого важного решения. Заговорщики написали снова, что, если казнь не состоится сегодня, в империи может произойти необратимое событие, последствия которого будут катастрофическими для Муктадира.
Тогда халиф написал записку начальнику полиции, в которой приказывал ему обезглавить обоих заключенных и доставить их головы во дворец. Назук ответил, что это очень серьезное дело и он не может действовать на основании одной только записки. Тогда Муктадир послал своего главного евнуха с официальным письменным приказом. Евнух передал Назуку приказ и слова халифа, что тот должен выполнить то, что написано в приказе. Назук опять отказался повиноваться – он сказал, что не будет действовать через посредника, ему необходимо услышать приказ лично из уст повелителя правоверных.
Ибн Фурат из своей комнаты слышал все эти переговоры и был в курсе событий. Когда ему сказали, что все заговорщики покинули дворец визиря и что сам Назук ушел домой, он несколько успокоился. Однако вскоре выяснилось, что Назук пошел не домой, а во дворец к императору.
После полудня начальник полиции вернулся во дворец визиря и пошел в апартаменты Ибн Фурата. Перед этим он отправил своего евнуха с несколькими неграми обезглавить Мухассина. Скоро ему принесли голову сына бывшего визиря.
– Положите ее перед отцом, – приказал Назук и обнажил свой меч.
Ужас объял Ибн Фурата, он понял, что пришла его смерть.
– Зачем тебе меч, Абу Мансур? – крикнул он Назуку. – Подожди, замолви слово обо мне перед повелителем правоверных – скажи, что у меня еще много денег, бесчисленные тайники с золотом и драгоценными камнями!
– Слишком поздно, – ответил Назук и приказал своим слугам отрубить Ибн Фурату голову.
Обе головы он отнес халифу. Муктадир приказал выбросить их в воду. С Таббанинского моста в Багдаде головы были брошены в Евфрат, туловища – в Тигр. Ибн Фурат умер, когда ему было семьдесят один год и несколько месяцев.
Да пребудет с ним милость и благословение Аллаха.
Святой и его судьба
«Халладж и я верили в одно и то же, – говорил Шибли, – но мое безумие спасло мне жизнь, а его разум привел его к смерти».
«Как бы высоки ни были мысли обычного верующего человека, они все равно привязаны к его собственной судьбе и его собственной душе, поскольку всякое живое существо является рабом своей природы. Но объективная Реальность, осуществленная в душе, – это просто святость».
Хусейн, сын Мансура, по прозвищу Халладж[150]
(что означает «чесальщик шерсти»), был персом. Сначала он учился премудростям суфизма у Сахла из Тустара, но покинул его, не спрашивая на то разрешения, для того чтобы примкнуть к последователям Макки. Макки он тоже оставил, и снова без позволения учителя, и попытался стать учеником Джунайда, но Джунайд не захотел принять его. «Я не беру к себе сумасшедших», – ответил он.Халладж был блестящим писателем, он с одинаковой легкостью формулировал свои мысли аллегорическим, теологическим и юридическим языками. Все его мистические афоризмы передают впечатление человека, увидевшего что-то новое и ни на что не похожее. Некоторые из его высказываний более сильны, другие слабее, некоторые легко понять, другие же – двусмысленны, встречаются и совершенно непостижимые. Когда Господь дарует человеку видение, тот позднее пытается выразить словами то, что ему посчастливилось увидеть на вершине экстаза. По воле Божественного провидения его слова становятся непонятными и туманными, и они тем более непонятны, если он высказывается поспешно, под влиянием тщеславия.
Люди называют такие изречения «Возвышенными», независимо от того, верят они им или нет, понимают они их или не понимают.