Народ Тарха

Она долго выжидала, когда её дочь покинет священную пещеру, а потом, скрывая себя магией, отправилась следом. Чем ближе она подходила к обрыву за которым простирались воды Лазурного моря, тем явственнее чувствовала чужую магию. Мийна уже хотела окликнуть дочь, но тут перед ней возникла фигура старухи. Она чуть подрагивала в воздухе, её очертания были размытые, но старшая рода поняла, кто перед ней и пала ниц.

В её голове, склоненной к самой земле, зазвучал голос: "Ступай в свой шатер, Мийна. Не мешай Великой Лайде исполнить то, что следует". И старшая рода не могла ослушаться. Мийна уже не видела, как по горной тропе поднимается чужак.

Лайда уселась прямо на траву возле обрыва и смотрела, как корабль чужака уходит в даль и становится все меньше и меньше. Странное ощущение — не было радости, вкуса победы и торжества. Только опустошение. Лайда поправила прядь волос и на миг замерла — от ладоней пахло Арсаем. Запах не был противен, хотя это запах врага. Великая рассматривала свою ладонь, будто видела её впервые. Как? Она прикасалась к чужаку, ласкала его, и с ней ничего не произошло? И сейчас, разве её не должно передергивать от отвращения?

Перед глазами возник образ Ярыша и она снова поразилась. Она совсем не испытывает чувства вины перед степняком. Что, если он почувствует? Не простит. Лайда тряхнула головой, позволяя ветру растрепать и без того растрепанные локоны. Он не узнает. Никогда. Никто не узнает.

Поднявшись на ноги, Великая почувствовала непреодолимое желание смыть с себя запах чужака. В купальню.

Утром дело обернулось так, как Рогдай и не предполагал. Он-то шел к воеводе, чтобы он дозволил биться с хвостатыми, а вышло все как-то не так. Да в холмах его засмеют, коли узнают, что он вместо того, чтобы примкнуть к мятежникам стал сторожем двух девчонок, которые свалились на его голову!

Ну ладно еще, Ферюзе. Степячка хотя бы красивая, смотреть на неё — удовольствие. А эта, Игошая которая, на неё же и глянуть не смей. Вся такая злющая, что не спросишь, в ответ чуть ли не рычит. А все его знание языков. Лучезар так и заявил, что с Игошаей только он, Рогдай, поговорить может. Да и Ферюзе местного языка не знает. И между собой девки без помощи толмача не поговорят. А чем им еще тут заняться? Одна в степи выросла, другая в горах — местного уклада не знают, на печь как на диво дивное смотрят. Они бабам по хозяйству помочь не смогут, только мешать будут. Вот и решили, что Рогдай должен этих двух девок сторожить и развлекать разговорами. Но как-то не особо это у парня выходило. Ну, о чем ему с этой Игошаей разговаривать?

Парень, в очередной раз заглянув в маленькую комнатку, удостоверился, что его подопечные в полном порядке и снова закрыл дверь. Игошая с отсутствующим взглядом смотрела на потолок, лежа на тюфяке, набитым соломой. А Ферюзе с любопытством смотрела в маленькое окно, будто выискивая взглядом кого-то.

В один миг лицо её преобразилось и она, метнувшись к двери, забарабанила по ней руками:

— Рогдай, Рогдай!

Парень приоткрыл дверь:

— Чего тебе?

— Там Верослав! Мне его о Великане спросить надо!

Рогдай нахмурился:

— Ферюзе, забудь ты о своем великане! И вообще, тебе Олех разрешил с Верославом разговоры вести?

Степнячка грустно покачала головой, но не отстала:

— Ты его спроси, Рогдай!

— Не могу. Я вас сторожить должен. А Верослав вон вместе с Олехом в дозор отправляется, — и парень завистливо вздохнул.

И правда, Лучезар отправил и царевича и племянника из холмов вместе с опытными воинами в дозор. Неспокойно нынче на рубеже с Горной страной.

Ферюзе с тоской вздохнула. Всюду одни препятствия на её пути. И Олех одну её оставил, и про Великана она так и не вызнала.

Нудный дождь зарядил с полудня и продолжал лить в подступающих сумерках. Ферюзе зябко поежилась и тоскливо вздохнула, глядя в мутное оконце. Потом покосилась на горянку, которая с самым невозмутимым видом продолжала смотреть в потолок, лежа на соломенном тюфяке. И не поговорить даже с ней. Не поймут они друг друга. Игошая, словно прочитав мысли Ферюзе, встретилась с той взглядом, но никак не отреагировала на робкую улыбку степнячки. И тут в комнатку вошел Рогдай. В руках он нес широкую миску, из которой шел умопомрачительный аромат. Ферюзе невольно оживилась и Рогдай, заметив радость в глазах девушке, довольно улыбнулся:

— Оголодали, небось? А я вот вам пирог с рыбой принес. Вкуснотища… В холмах никогда такого не пробовал.

Рогдай уселся на пол, поставив перед собой блюдо, и жестом позвал Ферюзе:

— Ешь, пока горячее.

Степнячка быстренько уселась рядом с Рогдаем, а парень повернулся к Игошае:

— И ты, Игошая, поешь. Не бойся, не отравят.

Горянка с достоинством, будто она и не пленница, уселась по другую сторону от Рогдая.

Он достал свой нож и аккуратно разрезал пирог на четыре части, потом каждый кусок еще пополам, чтобы девчонкам есть удобнее было. Отложив нож в сторону, Рогдай и сам потянулся за куском — вкусно же.

Ферюзе, отщипывая от пирога небольшие кусочки, поинтересовалась:

— А что, Верослав еще не вернулся?

— Так говорю же тебе — в дозоре он.