Народная агиография. Устные и книжные основы фольклорного культа святых

По точному замечанию А. Ф. Некрыловой, имя святого в календаре живет специфической жизнью [Некрылова-2004, 166], нередко совершенно независимо как от жития его обладателя, так и вообще от какой бы то ни было реальной или мифологической агиографии. Более того, календарные обозначения сами способны порождать агиографические сюжеты. Хрононим, персонифицируясь, обретая «человеческие черты», начинает функционировать самостоятельно. Персонификации подвергаются не только агионимы, используемые в качестве обозначения календарной даты, оно характерно и для неотантропонимических названий: Пришла коляда в канун Рождества; Масленица-кривошейка, погостила у нас хорошенько; Батюшка Покров, покрой землю снежком и т. д. Персонификации способствует устойчивая языковая связь между временем и движением: время описывается в глаголах движения, оно, подобно живому существу, идет, бежит, летит [Белякова, 36], да и сама этимология лексемы ‘время’ восходит к глаголу со значением движения – ‘вертеть’ [Фасмер, т. I, 361–362]. Соответственно, праздники тоже приходят, наступают. В случае с отантропонимическими хрононимами узнаваемость имени святого способствует возникновению целых интерпретирующих сюжетов. Такие сюжеты могут устанавливать взаимоотношения между хрононимами как между персонажами: персонифицированные даты описываются не просто как живые существа, но вступают во взаимодействие одни с другими. Так, широкое распространение получила тенденция связывать в единую систему несколько соседних (Аграфена Купальница и Иван Купало) или одноименных (Никола зимний и Никола вешний) праздников. Зачастую между календарными датами устанавливаются родственные отношения, вертикальные: Миколин батько (день перед или после Николина дня: 8/21 или 10/23 мая), Васильев батько (следующий после Васильева дня, 2/15 января), Савка – Варварин батько и т. д. [Толстая-2005, 386–388] – или горизонтальные (более, впрочем, характерные для южнославянской традиции): св. Нестор – младший брат св. Димитрия Солунского (память Нестора отмечается 9 ноября, на следующий день после Димитриева дня) [Попов-2002, 26], Антоний Великий и Афанасий Александрийский (память 17 и 18 января) понимаются как близнецы [Попов-2002, 106], зимний Николин день образует устойчивую триаду с предшествующими двумя: Варвариным днем и днем Саввы Освященного, – причем считается, что Варвара и Савва – слуги или сестры Николы [Попов-2002, 69], Варвара понимается как жена/сестра Николы [Попов-2002, 78]; в Сербии и Болгарии почитается Тодорица (день после Тодорова), понимаемая как жена св. Тодора [Толстая-2005, 389]. Хотя у нас нет прямых указаний на то, что аналогичные супружеские связи устанавливаются в русской традиции между св. Василием Кессарийским (его днем, 1/14 января) и св. Меланией/Маланьей (отмечается в канун Васильева дня, 31 декабря/13 января), можно все же предположить на основании отмеченной тенденции, что фразеологизм наготовить как на Маланьину свадьбу имеет то же происхождение и в основе его лежат те же интерпретационные механизмы. Подтверждением нашего предположения может служить тот факт, что канун Васильева дня – Васильев вечер – время приготовления обильной трапезы (ср. полесск. богатая кутья противоположность голодной, постной – кануну Рождества и Крещения: «Тры куццi у каляды: две посных, а пасэрэдiнi багатая – шчадруха» [Толстая-2005, 133]).

Последовательность праздников, с каждым из которых связана та или иная примета, может быть отрефлектирована как зависимость последующих от предыдущих. Реализация приметы, связанной с одним праздником, ведет к реализации другой приметы, связанной с другим, последующим праздником, и, соответственно, нарушение приметы, отсутствие ее реализации в определенный день мотивируется нарушением приметы в другой, предшествующий праздник. Поскольку праздник в данном случае равен святому, имя которого он носит (или синкретично неотделим от него), такая зависимость подается в фольклоре как сюжет о взаимодействии/невзаимодействии святых: