Народная демонология и мифо-ритуальная традиция славян

«Земля была незаклятая, таго шчо мэртвые люди ходили русалками, звали их русалками. Одна русалка жила ў семье. Обедать не обедала, ничего не ела, а всё сидить, як прядеть, як прядеть. Як семья обедать, пары наглотаецца и опять прядеть. А когда пришла пора ей идти, куда надо, поднялась и пошла, и клубки за нею покатилися…» (Семцы).

«Заклятия не было мертвецам, то приходять домой. Печку топят, и она на печке седить и пару хлебаить. Яны приходять и на печку залезуть. И лицо их (т. е. лицо тех самых умерших людей, что похоронены „без заклятия“). Как вечер, ставни закутают, шчоб яни в окна не глядели. Когда русалка появляется в доме, она кривляеть тебя как зря и кулаком будеть дразнить…» (Радутино).

2. Русалка просит у человека помощи (развязать ноги, вытащить из ноги занозу и т. п.)

«Баба иде полем. Жито по обыдви стороны. Иде ў сорочци молодэнька <русалка>, загнала скапочку <занозу> у ногу, а баба вытягла, а вона сама не могла. Подякувала, у долони заплэскала и пушла дальше… У билому, ў сорочцы» (Олбин).

«Пошоў дед творить пчолы, пчолы колись булы на дереви у колодках. Слышит: русалки идут. Он притаился и сидит. Одна <русалка> кульгае, кульгае и сидае под сосною <на которой дед сидел>. Просит его: „Злезь!“ Он сидить. „Злезь, ничого тоби не будеть. Вытягни мени дэрэво, у мене ножка болить, я дэрэво загнала“. Спускаецца он з тэе сосны, вытяг ёй <занозу>, скидае сорочку, раздер рукава и завязал ёй ногу» (Вышевичи).

«На Тройцу боялись идти на луг, на поле, — скрузь, бо тыждень Троецкий. Рассказывали бабы: ишло тры дивчат убраных, а одна так кульгала, кульгала да й осталась. Да йшоў чоловик. Она и кажэ: „Витягните мне дэрэво з ноги“. Да й он витяг, и она казала: „Николи горя не будеш бачыть!“» (Вышевичи).

«Бабушка шла у храм. Дывицца: бежать рядком по полю русалки. А одна бежить и плаче, малэнька: „На шчо ж ты, матёнко, мэни ножкы нэ розвязала?“ А баба звязочку розвьязала, — и вона побежала» (Олбин).

«Як хто умре святами, — не одевають долгую сорочку на того: мешает ходить. Чоловик косил у поле, русалка иде и просит, шчоб подрезали ей сорочку» (Днепровское).

«Один человек коня завёў выпасвать, а ночная пора була. Это було на Тройцу. Завёў коня да спутаў да шоў до дому. Идет вун вулицэю, шчо у село, — аж идуть, идуть девочки. Одна иде да кульгае. А то ж ишли росаўки, тые уперод, одна за однэю, а одна иде з самого заду да кульгае. Подыйшла до яго близенько да кажэ: „Дядэчко-соловейко, зними ты з мене етые путо. То ж моя маты не зняла з мэнэ пута да с путом мене похоронили“. А вун узяў да и зняў. Кажэ <русалка>: „Занясеш да отдай моей матэри, она жэ мэнэ похоронила, забуласа путу знять“» (Радчицк).

3. При встрече с русалкой необходимо накинуть на нее платок, отрез полотна, прикрыть ее ребенка фартуком и т. п.

«Як жала жыта женщина, а йшла русалка з дитятком, сама гола-нагола, косы пакрывали ий усё тело. Женщина злякалася, зняла з себе хвартух и платок и кинула на ее. Дак яна <русалка> и пошла. Як не кинеш на яе ничога — она гола иде — она заласкочэ, — батько кажэ» (Хоробичи).

<При виде младенца русалки, оставленного в лесу, надо накинуть на него платок, — русалка отблагодарит рулоном полотна, который никогда не кончится> (Жерелёво).

<В благодарность за то, что женщина присмотрела за ребенком русалки, русалка одарила ее чудесным мотком полотна> «…и кажэ: „Только скольки ни будеш жить, — не раскачивай <т. е. не раскручивай до конца> все полотно. Тобе его хватит на жизнь“. А женщина не удержалась, раскатала, — и всё, шчо ни шилось з того полотна, берестом стало!» (Дяковичи).

<Женщина в лесу наткнулась на ребенка русалки и укрыла его фартуком, за что получила от русалки чудесный «пастаўчык полотна»> (Барбаров).

4. Русалка заботится о случайно забытом в поле ребенке жницы

«Пошла я ў поле да й забыла, што Трийца. Повесила дитя, погодовала, а сама — за работу. Зачула, што дитя рыгочэ. Пишла опьять, заколыхала дитя и зноў почала робить. Дитя опьять рыгочэ. Тут бачу: диўкы коло дитя. Узяла его да й пишла до дому, а не то — залоскотали бы…» (Вышевичи).

«Жонка одна была хытрейша, а друга — бедна. Бедна жонка лён полола да и забыла дитя на поли. У ранци пошла корову доить и ўздумала <о ребенке>. Побигла на поле, а там дитя не плаче, лежить, забавляецца, игрушок у его багато. Прынесла до хаты — вси дывуюцца! Друга жонка бэрэ свое дитя и иде, кыдае ёго на поли. На други день пошла ў ранци, — дитя задушоно. То було на Русаўны тыждень. Русаўкы задушили, бо тая жонка сама кинула <т. е. не случайно забыла ребенка, а оставила его специально ради подарков>» (Берестье).

«Выйшла молодыця жыто жати. В нэи дытюк малый. Колы той дытюк закрычэў, а вона пишла до тэи дытыны даваты цыцкы. Чуе: хтось крычыть, — а кругом никого! Аж выйшла баба у билий одэжи, мокра така жэншчына. Пройшла, нич нэ казала. У билому усёму гэть! Нэ можна йты <в поле>, як жито квитуе, бо то Русальный тыждень, — русалкы ходять» (Любязь).

«Женщина видела, как ее ребенка забавляли в поле русалки» (Кочище).