Народная демонология Полесья. Публикации текстов в записях 80-90-х гг. XX века. Том II. Демонологизация умерших людей

Параллельно с поверьями о душе как об особой, слабо мифологизированной субстанции, которую представляет собой человек после смерти, в полесской, как и во всех славянских традициях, существует представление об иной субстанции, являющейся эквивалентом умершего человека, которая обычно называется покойником. Этот параллелизм, нерасчлененность представлений о посмертной сущности человека заложены в самой традиции и, как правило, не осознаются самими носителями традиции как противоречие. Поэтому в рассказах одного и того же информанта умерший может осмысляться то как бестелесная душа, то как гораздо более материальный покойник. По уровню мифологизации и степени демоничности, а также по ряду своих релевантных признаков и функций покойник в гораздо большей степени, по сравнению с душой, описывается как мифологический персонаж. Это выражается, прежде всего, в том, что в рассказах умерший ведет себя уже не в соответствии с особенностями своего личного характера, а в соответствии с теми категориальными особенностями поведения, которые присущи в традиции «иномирному» персонажу. На условной шкале мифологизации представления о покойнике находятся между представлениями о душе и «ходячем» покойнике. Важной характеристикой покойника является его амбивалентность: по ряду мотивов покойник и душа выступают как синонимические, взаимозаменяемые образы, схожие по своим признакам и проявлениям, однако по другим своим признакам и присущим ему мотивам покойник в гораздо большей степени уподобляется «ходчему» покойнику.

Прежде всего, представления об умершем человеке как о покойнике в значительной степени относятся к переходному периоду, обычно ко времени до сорокового дня или до года после смерти, после которого покойник во многом теряет свою индивидуальность и причисляется к общему сонму душ предков (дедов). Поэтому часть мотивов, описывающих существование покойника в переходный период, по существу, является аналогом мотивов, относящихся к душе.

В первую очередь это касается поведения умершего в сорокадневный период после смерти: покойник, как и душа, в это время возвращается в свой дом, и такое поведение считается нормой, онтологически заложенной в природе смерти (ср. мотивы: 8.3. Странствия души в сорокадневный период после смерти и 9.3. Покойник в течение сорока дней приходит в свой дом).

Параллелизм покойника и души проявляется также в запретах, обусловливающих поведение родственников в этот период. Так, в быличках и поверьях, выражающих запрет на неумеренную скорбь, умерший может описываться и как душа, которая из-за этого пребывает в мокром месте, и как покойник, который ходит в мокрой одежде и носит ведра со слезами (ср. мотивы: 8.6б. Если слишком долго плакать, тосковать по покойнику, его душа будет в воде/он будет таскать ведра со слезами и 9.4. Покойнику тяжело, он снится, если по нему тоскуют родные). В поверьях о запретах на определенные виды работ (белить печь/дом, прясть, ткать, мотать, стирать, подметать и под.) образ умершего также раздваивается: он — то душа, то покойник, которым можно забрызгать глаза грязью, затруднить дорогу на «тот» свет (ср. мотивы: 8.6а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить душе и 9.16а. Запрет белить печь/дом, чтобы не повредить покойнику).

Данные примеры показывают, что в этой части представлений о посмертном статусе покойного его образ двоится, а душа и покойник выступают как во многом синонимичные ипостаси. Однако в других ситуациях образ покойника приобретает черты, значительно отличающие его души.

Отличительная черта покойника, проявляющаяся в ряде мотивов, — его «социальное» поведение, которое отсутствует у души. В представлениях о душе смерть осмысляется как отделение, освобождение души от тела. Душа одинока, свободна от социальных обязательств и взаимодействует только с Богом и другими сакральными силами (ангелами, злыми духами). В представлениях о покойнике он воспринимается как член сообщества мертвых, а сама смерть осмысляется как смена социумов, его уход из сообщества живых и приобщение к социальному сообществу мертвых, которые принимают «новичка» в свои ряды через специальные «акты инициации» — свадебный обряд или выполнение обязанностей сторожа на воротах кладбища (см. мотивы: 9.1а. Покойники приходят за умирающим, встречают его по дороге к кладбищу; 9.1б. Покойники справляют свадьбу, встречая очередного покойника; 9.2. Последний похороненный покойник дежурит у ворот кладбища). Заметим также, что, несмотря на всю неопределенность традиционных представлений о посмертном месте нахождения умершего человека, локус души чаще всего связывается с небом, «иным» миром, где душа получает свое последнее пристанище. Локус покойника в большей степенью связан с его могилой, кладбищем как земным «филиалом» «того» света: с кладбища за ним приходят другие покойники; в первую ночь после похорон он сторожит ворота кладбища, пока не похоронят другого умершего; на кладбище приходят родные его «будить» и приносят ему пищу; с кладбища он возвращается в дом и пр.