Как один из чрезвычайно значимых, повсеместно известных, сохраняющих свою акту альность выступает в Полесье комплекс поверий о «ходячих» покойниках. Надо признать справедливым вывод К, Мошиньского об отсутствии в этом регионе поверий о вампире (как он понимается в западнославянской и западноевропейской мифологии) В Полесье верования о демонах-покойниках представлены типологически разными группами персонажей. Имеются в виду', во-первых, более или менее безвредные (или даже благодетельные) предки, праведные «родители», «деды», либо души недавно умерших родственников, которых помнят еще по их личным именам. Во-вторых, это вредоносные «заложные» покойники (самоубийцы, умершие колдуны и ведьмы, ду ши некрещеных детей). Сведения об этом классе мифических существ далеко не всегда причисляются собирателями и исследователями к области народной демонологии, что вполне объяснимо, поскольку в народном сознании многие из этих образов принадлежат к классу душ умерших людей, а не к разряду демонов как таковых. Кроме того, они не имеют своей собственной демонологической терминологии. В Полесье по отношению к группе «потусторонних пришельцев» используются либо названия:
Не столь многочисленны в полесской традиции поверья о волколаках (для публикации в настоящем томе отобрано чуть более двухсот архивных текстов), но, во-первых, они часто разворачиваются в форме хорошо сохранившихся суеверных рассказов (быличек), и во-вторых, в составе мотивов, характеризующих этот персонаж. встречаются такие, которые широко распространены в карпато-у крайне кой и польской мифологиях. В частности, в Житомирском Полесье зафиксированы представления о том, что оборачиваться волком вынужден такой человек, родители которого совершили грех — зачали ребенка в «плохое» время.
Разумеется, перечисленными группами персонажей («знающие» люди, черт, домовик, покойники, русалка, во л ко лак) не исчерпывается общий состав известных в Полесье мифологических образов, но именно они образуют устойчивое ядро всей демонологической системы этого региона. Показательно, например, что если об особенностях образа ведьмы мы можем судить по весьма внушительному корпу су архивных текстов (более двух тысяч), то поверья об «обменыше» или «блуждающих огнях» представлены буквально единичными свидетельствами. Это значит, что важно не только выявить весь состав мифологических персонажей, но и понять «удельный вес» каждого из них, степень их значимости в рамках общей демонологической системы.
Особенностью полесской традиции, по-видимому, является тот факт, что за небольшой группой персонажей закрепляется такой многообразный круг демонологических мотивов, который в других регионах является характеристикой иных мифологических образов. Например, полесскому черту7
приписываются такие признаки, которые обычно в славянской демонологии принадлежат водяному: черт появляется возле водных источников и исчезает в воде: заманивает людей в воду; топит человека или подталкивает утопиться его самого; переворачивает лодку7 с рыбаками; устраивает водовороты; принимает вид водоплавающей птицы; сидит верхом на утопленнике на дне реки и т. и. Высту пая в роли лешего, полесский черт сбивает путников с дороги; «водит» их в лесу; пугает громким хохотом; откликается эхом на голоса людей; наказывает человека за неправильное поведение в лесу (за нарушение запрета свистеть, шуметь, петь, смеяться, ночевать на принадлежащем черту7 месте). Кроме того, на черта переносятся некоторые признаки полудника, полевика, банника, змея-любовника. Нечто подобное происходит и с образом полесской русалки, которой приписываются отдельные признаки водяного или полевого духа; полудницы или «житной бабы»; персонажа, вредящего праздникам или дням недели; неким невнятным, слабо индивидуализированным образам, олицетворяющим бессонницу, детский плач, болезни, долю; мифическим предсказателям судьбы, охранителям заколдованных кладов; «знающим» людям-профсссионалам и т. п. Установление полного инвентаря функций и мотивов, характеризующих полесскую демонологию, позволяет сделать вывод о том, что мы имеем дело с достаточно подробно разработанной мифологической традицией, содержащей множество архаических общее лав няских черт, которая обнаруживает явные признаки принадлежности к восточнославянской культуре, но вместе с тем включает ряд переходных форм, характерных для карпатской и западнославянской демонологии.Принципы публикации материала