Искусствоведы советского периода А. В. Бакушинский, Л. А. Динцесс, О. С. Попова, А. Б. Салтыков, обращавшиеся к истории народной игрушки и керамики, уделяли в своих работах внимание дымковской игрушке. Благодаря их трудам сформировалась последовательная история промысла, наметилось понимание стилистических особенностей «дымки». Кировские музейные сотрудники Г. Г. Киселева и В. Д. Пересторонина участвовали в организации выставок работ дымковчан, издании каталогов и статей в местной печати. Они способствовали известности среднего поколения мастериц, подняли современные проблемы промысла, важные для его истории в целом. Все написанное о дымковской игрушке обобщила в своей монографии 1988 г. И. Я. Богуславская. Она дополнила исчерпывающую историю промысла творческими биографиями самых известных игрушечниц, атрибуцией и анализом работ, хранящихся в лучших музейных собраниях, перечнем выставок, списком литературы. Для восстановления начальных этапов развития промысла искусствовед привлекла, кроме периодики, работы этнографов и историков, материалы по развитию кустарной промышленности.
Ранний период в развитии промысла самый красочный и увлекательный. Игрушка еще бытовала в народной среде, была частью праздничной культуры. Вокруг нее складывались героические легенды, которые доказывали сложную историю края. Самая известная записана путешественниками конца XVIII – начала XIX в.: капитаном Н. П. Рычковым и генерал-майором Н. З. Хитрово. Она гласит, что начало празднику Свистопляски положило Хлыновское побоище. Город был заложен в XIV в. ушкуйниками, выходцами из новгородских, двинских, устюжских земель, ходившими в поход на Волжскую Болгарию. Однажды, будучи осажденными войском инородцев, жители Хлынова послали за помощью к своим союзникам устюжанам. Те подошли ночью, и в темноте были неузнаны и уничтожены. Только утром обнаружилась страшная ошибка. С той поры стало традицией чтить память невинно убиенных панихидою в специально возведенной на берегу реки Вятки часовне. После поминания устраивался праздник с кулачными боями и плясками, продажей сладостей и игрушек, катанием глиняных шаров по склону Раздерихинского оврага. Историки не нашли доказательств реального существования Хлыновского побоища. Но еще в начале XIX в. легенды о нем передавались всем любопытствующим. А путешественники, описывавшие праздник, объясняли изготовление и продажу глиняных кукол памятью о вдовах погибших воинов.
Корреспондент «Санкт-Петербургских новостей» в 1856 г. утверждал, что праздник Свистопляски единственный в мире по своей оригинальности. Уникальность его заключалась в слиянии земледельческой обрядности с городской ярмарочной культурой. Для глухой провинции, какой была Вятка, это было естественно. Столичному жителю показались удивительными элементы праздника, уже утраченные в центральных городах. Сочетание скорбных поминальных обычаев и разгульного веселья – элементы культа предков. Смех мыслился условием воскрешения, способом борьбы со смертью.
Немалую зрелищность празднику придавали дымковские игрушки. Разноцветьем и блеском выделялись они на фоне обычного ярмарочного товара, были в центре праздничных забав, в которых еще чувствовалась глубокая архаика. Катание шаров – отголосок почитания солнца, магического воздействия на землю с целью ее весеннего пробуждения. Шары катали по склону оврага. Их ловили те, кто стоял внизу. Делалось это для перепродажи. Но важна также была демонстрация сноровки. Поймать шар было не просто. Он норовил угодить в голову, и не одна головушка была проломлена. Свист же, как верилось простонародью, должен был отгонять силы зла. Для того именно свистульки и лепились дымковчанами в изобилии. Они продавались с лотков наряду с берестяными дудками. Свист и дудение на все лады были слышны на дальних подступах к месту праздника. От этого поднималось настроение. Несколько дней подряд расшалившихся ребятишек было не унять. Вот как передал эмоциональную атмосферу праздника местный писатель Всеволод Лебедев: «Этот блеск и свист сначала озадачивает, а потом поднимает на воздух – и так путешествуешь до вечера – а ночью – в глазах и ушах во сне стоит что-то яркое и радостно-нежное»[35]
.