Народная империя Сталина

Столь же многозначительным оказался и тот раздел доклада, который был посвящен собственно партии, положению в ней. Начал Сталин с констатации восстановления ее единства. Сказал, что «разбиты и рассеяны» троцкисты, правые уклонисты и национал-уклонисты, олицетворением последних сделав Н.А. Скрыпника — члена ЦК и ИККИ, наркома просвещения УССР, покончившего с собою в июле 1933 года. Лишь упомянул, не назвав поименно, «его группу», к которой следовало отнести писателей Н. Хвылевого с его открытым призывом «Прочь от Москвы!», П. Гирняка, М. Ялового (Юлиана Шпола), историков М. Яворского, М. Равича-Черкасского, философа В. Юринца, филологов Е. Курило, Е. Тимченко, театрального режиссера Л. Курбаса, некоторых иных, незадолго перед тем обвиненных П.П. Постышевым в пропаганде национализма.[26]

Просто перечислив троцкистов, правых, национал-уклонистов, Сталин почему-то не вспомнил о громких, достаточно хорошо известных партии конкретных политических делах, заставивших ПБ и ЦК в октябре 1932 — апреле 1933 года, то есть как раз за отчетный период, принимать специальные постановления. Как бы забыл о деле «контрреволюционной группы», она же «Союз марксистов-ленинцев» М.Н. Рютина, П.А. Галкина, М.С. Иванова, иных партфункционеров, подготовивших манифест «Сталин и кризис пролетарской диктатуры», а также обращение «Ко всем членам ВКП(б)», написанных с откровенно правых позиций и содержавших чисто фракционную критику проводимого сталинской группой курса.

Не упомянул докладчик и о высылке в октябре 1932 года Зиновьева в Кустанай и Каменева в Минусинск, правда, возвращенных в Москву год спустя.

Всерьез говорить о только что нанесенном сокрушительном ударе по правым Сталин не стал, явно не желая обострять положения. Сосредоточил внимание делегатов съезда на ином: на «путанице по ряду вопросов ленинизма в головах отдельных членов партии, которая нередко проникает в нашу печать и которая облегчает дело оживления остатков идеологии разбитых антиленинских групп». Но, заняв умеренную позицию, Сталин ограничился тем, что предложил всего только «поднять теоретический уровень партии на должную высоту… Не замазывать, а критиковать смело отклонения некоторых товарищей от марксизма-ленинизма».[27]

* * *

Сталин обрушился в праведном гневе на иного врага — на безликую и нефракционную опасность, на бюрократизм. «Бюрократизм и канцелярщина аппаратов управления, — провозгласил Сталин, — болтовня о «руководстве вообще» вместо живого и конкретного руководства, функциональное построение организаций и отсутствие личной ответственности, обезличка в работе и уравниловка в системе зарплаты, отсутствие систематической проверки исполнения, боязнь самокритики — вот где источники наших трудностей, вот где гнездятся теперь наши трудности».

И почти сразу же уточнил резкую, но поначалу общую мысль: «Это люди с известными заслугами в прошлом, люди, ставшие вельможами, люди, которые считают, что партийные и советские законы писаны не для них, а для дураков… Как быть с такими работниками? Их надо без колебаний снимать с руководящих постов, невзирая на их заслуги в прошлом. Их надо смещать с понижением в должности и опубликовывать об этом в печати. Это необходимо для того, чтобы сбить спесь с этих зазнавшихся вельмож-бюрократов и поставить их на место. Это необходимо для того, чтобы укрепить партийную и советскую дисциплину».[28]

Говоря так, Сталин уже не оставил сомнения у слушателей, что имеет в виду в равной степени руководителей и партийных, и советских, всех. Без различия чинов и рангов.

По сути, ту же мысль, хотя и не полностью и несколько своеобразно, продолжил докладом по оргвопросам A.M. Каганович В своих построениях он исходил из двух решающих факторов. Во-первых, успехов индустриализации, во-вторых, из наличия не доставшихся «в наследство» от прошлого, а собственных, воспитанных и обученных за годы советской власти специалистов. «Шахтинский процесс, как все последующие процессы, — отметил Лазарь Моисеевич, — вскрыл, что многие из наших коммунистов — руководящих работников, не зная техники, не пытаясь овладеть ею (здесь Каганович имел в виду специальное среднее и высшее образование. — Ю. Ж.), слепо доверялись этим (старым. — Ю. Ж.) специалистам, работали как «комиссары» худшего типа». Ну, а теперь же положение изменилось, «Советский Союз превратился в страну массового технического образования… Молодые специалисты, окончившие вузы и техникумы в годы первой пятилетки, составляют более половины всех специалистов».[29]

Потому-то, а также исходя из вполне обоснованного дальнейшего роста как промышленности, так и числа новых специалистов, Каганович объявил об очередной реорганизации структуры партаппарата. О переходе в ней к производственно-отраслевому принципу. И для ЦК нацкомпартий, крайкомов, обкомов, и для ЦК ВКП(б). К той структуре, которая предполагала в самое ближайшее время максимально использовать, вобрав в себя, коммунистов не с «прошлыми заслугами», а обладающих высшим образованием.