Народная история России. От Первой мировой до установления советской власти

Инструментализация голода против классовых врагов была далеко не единственным методом власти. Она была лишь самой эффективной. Неслучайно коммунист А. Ф. Ильин-Женевский назвал хлебные и продуктовые карточки „путеводной нитью“ в вопросе определения буржуазии.2715

Система классового распределения помогла диктатуре отслеживать „буржуев“ и выгонять владельцев карточек 3-й и 4-й категории на принудительные работы.2716 Система классового пайка также помогла советской власти превратить население в своего сообщника в остракизме „бывших“. Это особенно хорошо видно на примере реквизиций шуб у буржуазии.

В октябре 1918 года Бюро по распределению предметов в Петрограде допустило беспрепятственную выемку меховых вещей, сданным на хранение крупным меховым фирмам и ломбардам. Человек, ранее сдавший шубу в залог на хранение, не мог её больше получить вследствие запрета. Коммунистическая диктатура решила отдать чужие шубы бедным слоям.2717

В „Петроградской правде“ была опубликована объяснительная заметка. Читателей информировали, что обладателям продовольственных карточек 1-й и 2-й категории нужно было их заверить в комитете домовой бедноты. После этого заявители могли пойти в ломбард и бесплатно получить дорогую шубу какого-нибудь „буржуя“. С одной стороны эта мера была ударом по „заматерелой“ буржуазии, которой не давали забрать свою одежду и заставляли мёрзнуть зимой. С другой – бедным слоям бросали подачку, возможность поживиться за чужой счёт.2718

Несмотря на холод больше всего имущие классы страдали от голода. В некоторых регионах вроде Карелии хлебный паек был сокращён до 50 граммов. И даже такой голодный паёк выдавался нерегулярно.2719 „Буржуи“ и „бывшие“ становились жертвами голода в первую очередь. Библиотекарша Екатерина Эйгес вспоминала осень 1919 года и то, как после дневной смены ей приходилось ходить на общественные работы.2720

Современнице также запомнился маленький хлебный паек, за которым надо было идти далеко в подвал и смотреть, как его взвешивают, потом делить так, чтобы хватило на целый день, поскольку к обеду хлеба не давали. Эйгес писала, что обедала она на службе: „Говорили, что на первое – вода с капустой, на второе – капуста с водой. Иногда доставала кусочек сахара. А ведь энергии надо было много. Кроме работы в библиотеке ездили на грузовиках на станцию железной дороги разгружать дрова, убирать.“2721

В худшие дни паёк низшей категории был величиной не более двух сложенных вместе спичечных коробков. Впрочем, как отметила княжнa Е. А. Мещерская, даже этот хлеб выдавали не всем. Eё матери, княгине, и ей никакого хлеба не полагалось.2722

По выражению современницы, слово „лишенцы“ тогда еще не придумали. Мещерская писала: „Нас просто называли 'чуждым элементом' или еще того хуже – 'классовыми врагами'. По этой же причине нас и на работу не принимали. Нас 'не узнавали' на улице наши знакомые, стыдливо отводя от нас свой взгляд. Ни на какой приют у своих друзей мы не могли рассчитывать.“2723

Признание Мещерской абсолютно достоверно. Представителям титулованной аристократии в определённом смысле приходилось хуже всего. Их везде узнавали. Громкие фамилии выдавали своих владельцев.2724 Из-за страха репрессий большинство людей стало избегать бывших князей, баронов и дворян. К ним относились так, будто они были неприкасаемыми.

Бывший дворянин В. П. Аничков вспоминал, что когда двоюродный брат бывшего императора Великий князь Сергей Михайлович искал квартиру в Екатеринбурге, никто из граждан ему комнату не сдавал из опасения репрессий со стороны Совдепа. Лишь Аничков с риском для себя отважился помочь нуждающемуся.2725

Классовое расслоение в России заставило многих переосмыслить своё место в новом, биполярном мире. Итогом преследования буржуазии стало то, что люди, не задумавшиеся о своём классе и статусе в обществе, вдруг осознали, что класс этот закрепощает их, играя роль невидимой тюрьмы.

Библиотекарша М. И. Рудомино из Саратова призналась, как впервые почувствовала, что она не принадлежит ни к тем и ни к другим классам. По словам Рудомино, она не была буржуазией, потому что её родители давно умерли, но вместе с тем она и не была пролетарием, хоть и работала по найму, но у неё было аристократическое происхождение, интеллигентный вид и не было знакомых среди рабочего класса. Все подружки Рудомино были наоборот из буржуазии и дворян. Она писала: „Насильственное деление людей вызывало у меня протест против советской власти.“2726

У многих других насильственное деление людей вызывало такой же протест в силу его противоестественности и бесчеловечности. Как и во времена крепостничества, правительство вешало на людей бирки класса, подавляя и дегуманизируя их. Классовая стигматизация торжествовала.

По словам одного современника, „буржуй“ был вообще существом, не пользовавшимся прямой защитой закона: „В этом же административном произволе заключалась, как известно, сущность и русского законодательства о евреях.“2727