Народная история России. Том II. Устои советскои диктатуры

Ещё один наблюдательный современник, философ Фёдор Степун, констатировал, что тепло, простор, уют исчезли из квартир. По мнению Степуна, в новых, часто убогих убежищах глубже ощущалось счастье иметь свой собственный угол, крышу над головою: „Маленькие железные печурки по прозванию 'буржуйки', вокруг которых постоянно торчали холод и голод, благодарно и первобытно ощущались почти что священными очагами жизни.“[308]

Степун неслучайно упомянул „буржуйки“. С отключением отопления эти печки стали одновременно и спасением, и символом времени. Задавленный бытом обыватель посвятил всего себя заботам о тепле и еде. Он махнул рукой на пустые обещания власти. Как отмечалось в одном исследовании, чугунная „буржуйка“ заслонила небо, а проблема дров вытеснила все „вечные“ проблемы и „вечные“ темы.[309]

В своём анализе происходящего писатель Евгений Замятин пошёл ещё дальше. Он наделил „буржуйку“ поистине божественными силами. В рассказе „Пещера“ прозаик описал, как в центре квартирной вселенной умирающей интеллигенции располагался коротконогий, ржаво-рыжий, приземистый, жадный пещерный бог – чугунная печка. Люди молчаливо, благоговейно и благодарно простирали к богу руки.[310]

Замятин едва ли преувеличивал. Огонь „буржуйки“, действительно, стал священным и спасал людей от неминуемой гибели. „Буржуйка“, также известная как „пчёлка“ и „моргалка“, представляла из себя небольшую, кустарно выполненную металлическую печь-времянку с трубой сбоку и плоской поверхностью сверху. Поверхность эта была приспособлена для приготовления еды.[311]

Изначально „буржуйку“ делали из листового железа.[312] При отсутствии соответствующей технологии каркас печки сгибали из содранных вывесок лавок и магазинов.[313],[314] Однако трудность заключалось в том, что железная печурка быстро нагревалась докрасна и быстро охлаждалась.[315] Печки, сложенные из кирпича, сохраняли тепло значительно дольше железных. Поэтому „буржуйки“ были со временем модифицированы.[316]

Установив печь, горожане пытались достать кирпичей и глину для обкладки. Это было затруднительно из-за отсутствия материала. Выделка кирпичей в империалистическую войну прекратилась.[317] Помимо этого перед жильцами вставала проблема установки трубы, которая должна была выходить в форточку.[318] Процедура проведения трубы была сопряжена с массой сложностей.

Причина отсутствия массового производства печей в стране заключалась в отсталости Российского государства в области теплотехники. Недостакок финансирования, промышленно-транспортный развал и слабое планирование привели к тому, что ни в Мировую, ни в Гражданскую войну предприятий по производству специальных печных материалов создано не было.[319]

В конечном счёте, „буржуйка“ стала отличаться от „пролетарки“ тем, что первую стали делать из кирпича, а „пролетарку“ – по-прежнему из жести.[320] В мире маниакального классового размежевания большевиков даже печки стали классово противопоставляться. Впрочем, позже названия печурок смешались и стали синонимами. Со временем про „пролетарку“ забыли. Именно „буржуйка“ стала символической королевой эпохи.

Монополии „буржуйки“ помогло и то, что голландские печи и камины в российских домах потеряли свою функциональность. „Голландки“ и камины, которые обладали коэффициентом полезного действия лишь в 10–15 %, стало нечем топить. В итоге „буржуйки“ стали вытеснять все остальные печи из обихода. „Буржуйки“ обладали более высокой теплоёмкостью и потребляли гораздо меньше дров.[321]

По форме печь напоминала прямоугольный гробик. Внутри „буржуйки“, обычно не более 60 сантиметров в длину, располагалась крошечная духовка.[322] Для сохранения тепла на кухне или в отапливаемой комнате, приходилось закрывать все двери.[323]

В первые послеоктябрьские годы производство печей-времянок резко выросло.[324] Самодельные печки завоевали в России такую популярность, что их стали устанавливать в товарных вагонах и даже в камерах тюрем, пока этого не запретило тюремное начальство.[325]

Кирпичную печь приходилось устанавливать кустарно с помощью печника. По вольным ценам установка стоила сначала около 120 рублей.[326] Однако цены неуклонно росли. Они варьировались в зависимости от длинны трубы. К началу 1920-х, в ходе гиперинфляции цены на печки и их установку подскочили в сотни раз.

По карточкам покупка печи стоила гораздо дешевле. Однако по карточкам жильцам выдавали лишь один аршин трубы и одно колено. Этого было недостаточно. Из-за дороговизны население было вынуждено собирать материал самостоятельно и нести в дом кирпичи и старое железо.[327]