Народная монархия

Наши классические историки жили на духовный чужой счет и никак не могли себе представить, что кто-то в России мог жить на свой собственный. Занимаясь систематическими кражами чужих идей, они не могли допустить, существования русской собственной идеи. И когда возникал вопрос о происхождении русской монархии, то наши скитальцы по чужим парадным и непарадным подъездам уже совершенно автоматически ставили перед собой: откуда была сперта русская идея монархии? Ответ – тоже автоматически – возникал сам по себе: из Византии. Византия для эпохи первых веков нашей истории была самым парадным подъездом в мире.

Прежде всего: маленькая фактическая параллель. Итак, в Византии из ста девяти царствовавших императоров семьдесят четыре взошли на престол путем цареубийства. Это, по-видимому, не смущало никого. В России X IV века князь Дмитрий Шемяка пробовал действовать по византийскому типу и свергнуть великого князя Василия Васильевича – и потерпел полный провал. Церковь предала Шемяку проклятию, боярство от него отшатнулось, масса за ним не пошла: византийские методы оказались нерентабельными. Нечто в этом роде произошло и с Борисом Годуновым. Династия Грозного исчезла, и Борис Годунов оказался ее ближайшим родственником. Законность его избрания на царство не подлежит никакому сомнению, как и его выдающиеся государственные способности. Он отказывался от престола, как в 1613 году отказалась мать юного Михаила Феодоровича, как в 1825 году отказывались Великие Князья Константин и Николай Павловичи. А.С. Пушкин считал поведение Бориса Годунова лицемерием:

«Борис еще поморщится немножко,
Как пьяница пред чаркою вина».

Но ведь Борис Годунов не был единственным, который отказывался. В Византии, вероятно, не «морщился» никто. В Европе тоже. В Европе королевские прерогативы понимались по тем временам весьма просто: omnia impunem facere, hic est regnem esse – «все делать безнаказанно, вот что значит быть королем…»

С Борисом Годуновым все, в сущности, было в порядке, кроме одного: тени Царевича Дмитрия. И московская олигархия во главе с князем Василием Шуйским нащупала самый слабый, – единственный слабый пункт царствования Годунова: она создала легенду о Борисе Годунове, как об убийце законного наследника престола. И тень Царевича Дмитрия стала бродить по стране:

«Убиенный трижды и восставый,
Двадцать лет со славой правил я
Отчею Московскою державой,
И годины более кровавой
Не видала русская земля».

(М. Волошин «Дмитрий Император»)

Кто в Византии стал бы волноваться о судьбе ребенка, убитого двадцать лет тому назад? Там сила создавала право, и сила смывала грех. На Руси право создавало силу, и грех оставался грехом.

В Московской Руси цареубийств не было вообще: «такого на Москве искони не важивалось». Они были только в Петербурге – в чужом для России городе, где никакой «Руси» не было и где для всяких просвещенных влияний Запада дверь была открыта настежь. Но и в Петербурге дворцовые цареубийства скрывались самым тщательным образом и только революция, раскрывая все архивы, поставила все точки над всеми i. Об убийстве царевича Алексея Петровича даже послереволюционное (апрель 1917 года) издание учебника академика Платонова говорит: «Царевич умер до казни в Петропавловской крепости». Убийство Иоанна Антоновича было скрыто вообще. Убийство Петра III было объяснено случайным ударом в пьяной драке (Платонов: «Петр… развлекался по своему обычаю вином и лишился жизни от удара, полученного в хмельной ссоре»). Смерть императора Павла Первого была объявлена «грудной коликой». Не было ни одного случая открытого захвата власти. И, с другой стороны, такие восстания, как Разинщина и Пугачевщина, шли под знаменем хотя и вымышленных, но все-таки законных претендентов на престол, недаром Сталин назвал Разина и Пугачева «царистами».

Идея легитимной монархии поддерживалась в России крепче, чем где бы то ни было в истории человечества, но ведь настоящей монархией может быть только легитимная. Когда после Смутного времени был поставлен вопрос о реставрации монархии, то собственно никакого «избрания на царство» и в помине не было. Был «розыск» о лицах, имеющих наибольшее наследственное право на престол. А не «избрание» более заслуженных. Никаких «заслуг» у юного Михаила Феодоровича не было и быть не могло. Но так как только наследственный принцип дает преимущество абсолютной бесспорности, то именно на нем и было основано «избрание». И для вящей прочности подтверждено происхождение новой династии от «пресветлого корени цезаря Августа». Ничего подобного в Византии не было.