Народная монархия

Итак: историки ищут законы и, выискав законы, подыскивают факты, которые должны соответствовать законам. И замалчивают те факты, которые в данный вариант законов не влезают никак. Никто не пытался объяснить жизненный путь Ломоносова или Эдисона законами, заложенными в архангельской тайге или в товарном вагоне. Но всякий историк пытается втиснуть жизненный путь русского народа в свой собственный уголовный кодекс. Из этого научного законодательства не выходит ничего. Но пропадает и то, что все-таки можно было бы уловить: – соборная, коллективная, живая личность народа, определяющие черты его характера, основные свойства его «я», отличающие его от всех его соседей. И его судьбы, отличные от судеб всех его соседей.

В результате всего этого мы остаемся и без «закономерности общественных явлений», и без неповторимости личной биографии. Остаются: произвольные коллекции фактов, подобранных на основании произвольных отсебятин. И все это оказывается гораздо глупее и неизмеримо хуже и бараньих кишок и сивиллиных книг. Иначе – опять-таки – мы с вами после трех тысяч лет «европейской культуры» не сидели бы в нашем нынешнем положении.

Римские авгуры, по всей вероятности, были полуграмотными людьми. Но они жили в среде очень разумного, политически одаренного народа, были, конечно, в курсе всех событии данной эпохи и не были обременены никакими теориями. Их точки зрения были примитивно правильны – примитивны, но правильны. Философия Гегеля представляет собою мировой рекорд сложности и запутанности – и мы присутствуем при полном провале двух ее вариантов: немецко-расистского и советско-марксистского. В Берлине вместо «мирового духа» засел маршал Соколовский, а в Москве, вместо диалектического рая, сидит Чека. Я предпочитаю бараньи кишки.

Мое основное, самое основное положение сводится к тому, что никаких общественных наук у нас нет. То, что мы привыкли считать общественными, гуманитарными, социальными науками, есть вздор. Или, как по поводу советских настроений писал подсоветский поэт Заболоцкий:

«Только вымысел, мечтанье,
Сонной мысли трепетанье,
Безутешное страданье, —
То, чего на свете нет…»
И, в результате этих трепетаний, —
«Все смешалось в общем танце,
И летят во все концы
Гамадрилы и испанцы,
Ведьмы, блохи, мертвецы…»
Летим тоже и мы.

* * *

Мое утверждение о вздорности общественных наук вообще и истории в частности не грешит, конечно, нехваткой смелости. Фактические доказательства этому утверждению можно найти в нашем всеобщем полете во все концы. Есть и некоторые «документальные» улики.

Один из наших крупнейших историков, специалист по истории Западной Европы, автор учебников, трудов и прочего, проф. Виппер как-то раз признался, что никаких методов исследования национальной жизни у историков нет.

«Мы ведь никто и никогда не занимались исследованием относящихся сюда вопросов, у нас нет описания национальной жизни, национального творчества, у нас нет материала для сравнений и заключений. Наши диалектические, платоновские и другие методы, которыми мы до сих пор орудовали, – богословская схоластика и больше ничего». (Проф. Виппер: «Круговорот Истории», Москва – Берлин, 1923, стр. 75.)

В другом месте той же книги, на стр. 60, короче и резче сказано то же самое:

«У нас по вопросу о жизни наций ничего не сделано, я бы сказал, ничего не начато».

Можно было бы предположить, что это пессимистическое признание вырвалось у проф. Виппера более или менее случайно, в минуты горького похмелья, пришедшего на смену тому революционному пиру богов, который историческая наука – в общем строе остальных общественных наук – готовила нам и себе лет этак сто подряд. Можно было бы предположить, что на основах вот этакой «богословской схоластики» проф. Виппер хоть пророчествовать перестанет – никто за язык его не тянул. Но наш ученый остается верен своим схоластическим привычкам – и пророчествует. Вот его пророчество:

«Новый взрыв империализма невозможен. Немыслимо вновь провести мобилизацию вроде 1914–15 годов. Вероятно, всеобщую воинскую повинность придется отменить. Служить в качестве повинности не захотят не только рабочие, но и все остальные классы» (там же, стр. 60).

Так пророчествует профессор, написавший «к познанию Европы» десятки томов. Совершенно так же пророчествовали десятки профессоров, написавших сотни томов «к познанию России»: Милюков и Покровский, Новгородцев и Бердяев – имя же им почти легион (о Менделееве я здесь не говорю). Совершенно ясно: в общественно-исторической жизни и Европы, и России все эти люди не понимали, выражаясь строго научно, – ни уха ни рыла. По всем этим вопросам у них действительно ничего не сделано и даже «ничего не начато», и единственный метод, находящийся в их распоряжении, это «богословская схоластика и больше ничего».