Народная монархия

Мы находимся в более трагическом положении, чем были наши предки времен татарской орды. Там, по крайней мере, все было ясно, как все или почти все было ясно и в годы немецкой орды: пришли чужеземцы нас резать – мы должны вырезать их. Сейчас – ничто не ясно. Где друг и где враг, где трясина и где кочка, как дошли мы до жизни такой и как нам из нее выкарабкаться с наименьшими потерями русских жизней и русского достояния? Без потерь мы все равно не выберемся никак. Всякий человек России – в том числе даже и те коммунисты, у которых еще остались мозги и еще осталась совесть, не могут не понимать: из счастливой, веселой, зажиточной и прочей жизни – не вышло ни черта. И не видно конца: ни пятилеткам голода, ни планам террора, ни рабству, ни развалу. Даже и партийные вожди ни на один день своей жизни не гарантированы от пули в затылок. Даже и великая народная победа над Германией, освободив русский народ от террора немецкой чрезвычайки – не освободила его от террора своей собственной. Даже и немецкий грабеж русских полей оказался легче советского. Даже такие нищие страны, как Эстония или Польша, оказались богаче и сытее родины мировой революции – в этом русские Иваны смогли убедиться собственными глазами. Но никто из них и понятия не имеет – как это мы, житница Европы, докатились до жизни такой, почему мы, когда-то православный, дружественный народ, народ «Богоносец», стали предметом всемирного отвращения и ужаса, почему никто не бежал из армий капиталистических стран – а миллионы рабочих и крестьян бежали из социалистической? Почему пять миллионов русских пленных только насилием были возвращены на свою родину? И, наконец, самое важное – где же наш настоящий путь?

* * *

Победоносная философская система, угнездившаяся в России, сделала то же самое, что соответственные системы сделали во Франции и в Германии: отрезала «железным занавесом» свою страну и, в числе всяких иных монополий, установила свою собственную монополию вранья. Сквозь этот занавес не проникает никакое чужое вранье. Но не проникает и никакая правда. Врут агитпропы, врут отделы информации и пропаганды, врут газеты, врет литература – скрываются факты.

Люди, не зная фактов, не могут иметь никакого представления о фактическом положении дел в мире и на родине. Врет статистика и врет «наука» – люди получают информацию, о которой с уверенностью можно сказать только одно: даже и статистика есть вранье. В 1937 году Советы произвели всенародную перепись – результаты ее опубликованы не были, а организаторы ее были расстреляны. Кто может поверить цифрам, опубликованным после расстрелов, и кто может сказать: какое количество людей осталось все-таки в живых после двадцати лет социалистического опыта?

История русской общественной мысли – на своей родине померла совсем. Жалеть об этом не стоит, туда ей и дорога: она потонула в той кровавой яме, в какую толкнула нас всех. Но – истинно Божиим попущением – часть гигантов русской общественной мысли, властителей русских интеллигентских дум, пожирателей иностранных философских цитат ухитрилась все-таки сбежать за границу. Наивные люди – и я в свое время был в их числе – могли бы предположить, что гиганты мысли, кое-как омыв разбитые свои лбы, постараются кое-как вправить вывихнутые свои мозги. И что они, специалисты и профессора, философы и историки, деятели и политики, сообразят все-таки: так как же все это случилось, и как великая и бескровная, которую они же готовили сто лет подряд, оказалась и мелкой и кровавой, мстительной и злобной, голодной и вшивой. И дадут нам всем профессионально добросовестный совет: как, по крайней мере, не влипнуть в такую же дыру и еще раз.

Но ничего этого не случилось. Духовные отцы революции, сбежав в эмиграцию, пишут мемуары. Каждый Иванов Седьмой доказывает черным по белому, что все предыдущие Ивановы, от Первого до Шестого включительно, были дураками и прохвостами и только один он, Иванов Седьмой, был умником. И что если бы революция послушалась именно его, Иванова Седьмого, и остановилась бы на ступеньке Номер Семь, заранее указанной им, Ивановым Седьмым, то все было бы вполне благополучно. Но все испортили остальные Ивановы и остальные ступеньки. Выдумать что-нибудь глупее было бы затруднительно.