Народная Русь

Праздник, установленный в царствование византийского императора Льва[73], в память чудесного явления Богоматери, распростершей над Царьградом Свой покров — как небесную защиту города от осадивших его сарацин, принял у новообращенных христиан-славян своеобразную окраску. Из целого ряда вызванных этим праздником в представлении славянина преданий особенно знаменательно в своей наивной простоте следующее. В стародавние годы, — говорит народ, — Богородица странствовала по земле. Случилось Ей зайти в одну деревню, где жили забывшие о Боге и обо всяком милосердии люди. Стала проситься Матерь Божия на ночлег, — нигде Ее не пустили, везде услыхала Она один ответ: «Мы не пускаем странников!» Услышал жестокосердные слова проезжавший в это время по небесной стезе над деревнею св. Илья-пророк, — не мог снести он такой обиды, причиненной Деве Марии, и на отказавших Божественной Страннице в ночлеге низринулись с неба громы-молнии, полетели огненные и каменные стрелы, посыпался град величиною с человеческую голову, полил ливень-дождь, грозивший затопить всю деревню. Всплакались испуганные нечестивые люди, и пожалела их Богородица. Развернула Она покров и накрыла им деревню, чем и спасла Своих обидчиков от поголовного истребления. Дошла благость неизреченная до сердца грешников, и растопился давно не таявший лед их жестокости: сделались все они с той поры добрыми и гостеприимными.

В Вологодской губернии, а также и в некоторых иных местах, к Покрову-дню ткут крестьянские девушки, задумывавшиеся о женихах, так называемую «обыденную пелену». Собравшись вместе, они с особыми, приличными этому случаю песнями теребят лен, прядут и ткут его, стараясь непременно окончить всю работу в один день, обыденкой. Приготовленную таким образом пелену (холстину) перед обедней на Покров несут к иконе Покрова Пресвятой Богородицы. Шепотом причитают они при этом: «Матушка Богородица! Покрой меня поскорея, пошли женишка поумнея! Покрой ты, батюшко-Покров Христов, мою победную голову жемчужным кокошником, золотым назатыльником!».

Таким образом, в понятии деревенской молодежи, все впечатления этого праздника объединяются с представлением о свадьбе. Деревенские свадьбы с их самобытной обстановкою, сохранившей в себе яркие пережитки старины, являются живым олицетворением народной мечты, непосредственно сливающейся с самой жизнью нашего крестьянина. На этом празднике трудовой жизни пахаря — раздолье не только пиву хмельному с вином зеленым, но и еще более того песням, — разливаются они из конца в конец деревни свободными широкими волнами. В этих песнях — вся обрядность деревенской свадьбы, в них — вся скорбная повесть жизни русской женщины-работницы, «отдаваемой на чужую сторонушку дальнюю за чужого добраго молодца, за чужанина», — в них все ее скромные недолгие радости. Вся деревня провожает, «пропевает и пропивает» свою девушку, которой посчастливится, с Божьей помощью, «на Покров покрыть победную голову».

Как ни гадает, как ни думает девица красная о замужестве, как ни вымаливает себе жениха-суженого, а все-таки страшно ей покидать дом родительский, где и отец-батюшка «жалел» ее, и матушка родимая «берегла пуще глаза». Потому-то и просит со слезами она в поющейся на свадебном веселом сговоре песне:

«Ты, родимый мой батюшка,
Ты, пой, напой гостей допьяна,
Чтобы гости-то позапили,
Меня, младу-младешенъку, позабыли!
Ты, родимый, милый брат,
Поди-тко на широкий двор,
Оседлай коня ворона,
Поезжай во темный лес,
Сруби белую березыньку,
Завали путь-дороженьку,
Чтоб нельзя было проехати!
Ты, родная моя матушка,
Ты дари, моя матушка,
Ты дари гостей по-ряду!
Не дари только двух гостей,
Что первого гостя не дари,
Друженьку-разлученьку,
А другого гостя не дари,
По правую который сидит по рученьку!
Подарен добрый молодец
Моей буйною головушкой!»

Но чем ближе время идет к свадьбе, тем все более и более свыкается сговоренная-«пропитая» девушка со своим замужеством. И хотя, по словам другой песни, «скоры ноженьки» — при одной мысли о расставанье с девической беззаботностью — «подламываются, белыя рученьки опускаются, ретиво сердечушко пугается», но оно, это самое «ретиво сердечушко разгарчивое», само уже «ко тому ли ко чужанину добру молодцу приклоняется», собирается оно вслед за последними пташками перелетными отлетать из теплого гнезда родимого, годами насиженного.