Народная Русь

Мать-пустыня, прославленная стиховными сказаниями про Иоасафа-царевича, является предметом воспевания-величания в русских раскольничьих песнях, многие из которых отражают в себе народную старину. Вот, например, песенный сказ нетовцев[81]. «Как шел старец по дорожке, черноризец по широкой…» — запевается этот сказ песенный: «Идучи, он слезно плачет, во слезах пути не видит, во рыданиях слова не молвит». Навстречу ему идет не простой путник, дорожный человек, а — «Сам Христос Царь Небесный». И возговорил Он старцу, — продолжается сказ: «Ой ты, гой еси, старец-черноризец, ты о чем, старец, слезно плачешь? О чем, черноризец, воздыхаешь?» На слова Христовы держит ответ старец: «Ох ты, гой еси, Христос, Царь Небесный! Как мне, Господи, не плакать? Потерял я златую книгу, потопил я ключ церковный в море!» Обещает утешающий плачущего Царь Небесный найти-вернуть ему и ту, и другой, — посылает его спасать душу в пустыню. Услышав такой завет Сына Божия, восклицает умиленный старец-черноризец: «Ох ты, гой еси, батюшка Христос, Царь Небесный! Ты поставь-ка мне в пустыне келью, где бы люди не ходили, одне бы пташки пролетали, меня бы, старца, потешали, ото сна бы пробуждали; ото сна б я пробудился, на правило остановился!..» Вслед за этими, до известной степени совпадающими со стихом об Иоасафе-царевиче словами, идет заповедь Христа, повелевающего — в чисто-раскольничьем духе — «своим православным христианам» бежать из городов-сел от народившегося антихриста, напоминающего своим обрисованным в песне обликом представление самосожигателей о патриархе Никоне: «Не сдавайтесь вы, Мои светы, тому змию седьмиглаву, вы бегите в горы, вертепы, вы поставьте там костры большие, положите в них серы горючей, свои телеса вы сожгите! Пострадайте вы, Мои светы, за Мою веру Христову: Я за то вам, Мои светы, отворю райския светлицы и введу вас во Царство Небесно и Сам буду с вами жить вековечно!» Конец сказа воскрешает пред своими слушателями память об одной из самых прискорбных страниц летописи былых заблуждений мятущегося народного духа — заблуждений, по счастью, безвозвратно отошедших в область, если не забытых, то обреченных забвению преданий.

Не в таких темных преданиях ищет себе исхода мечта, светлеющая в общении с природою, проникнутой для чутких сердец дуновением откровений Божественных, — природою, олицетворенной в умилительном представлении о прекрасной матери-пустыне, образ которой запечатлелся в пытливом сердце народной Руси, восклицающей под тяжким бременем обступающих ее трудную-страдную жизнь повседневных житейских забот:

«Ох ты, матушка-пустыня,
Распрекрасная раиня!
Еще кто б тебя поставил
Среди темного леса,
Во зеленой, во дубраве, —
Не слыхать бы в тебе было
Прелестнаго-злого мира…»

Для этого, воздыхающего так глубоко, стихийного сердца ближе всяких самосожигателей-черноризцев кроткий облик царевича, пошедшего по стопам подвижников Христовых. Чем-то родным отзывается в русской душе его смиренная мольба: «Любимая моя мати, прекрасная пустыня! Ты приими мене, пустыня, яко мати свое чадо; научи мене, пустыня, волю Божию творит и!» Сколько покорности этой воле, сколько светлой веры в ее непреложность слышится в этих словах, вылившихся из глубины души пахаря-мечтателя, взыскующего на земле града небесного…

XLVIII Введенье

21-е ноября, день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы, отмечено в народном месяцеслове целым рядом особых поверий и связанных и ними обычаев, зародившихся в лоне матери-природы, отовсюду охватывающей повседневную жизнь крестьянина-земледельца.