Народная Русь

Счастье — «со-частье» (доля, пай), по объяснению составителя «Толкового словаря живого великорусского языка». Об этом ходящем по белу-свету призраке летает из конца в конец народной Руси немало окрыленных острым умом простодушного мудреца-пахаря словец. «Всякому свое счастье, в чужое не заедешь!» — говорит народ русский и приговаривает: «У другого такое счастье, что на мосту с чашкой!» (про нищего), «Кому счастье, кому счастьице, кому счастьишко, а кому и одно ненастьице!» и т. д. Но, по присловьям того же умудренного темными-туманными веками «ненастьица» пахаря: «Счастье — в нас самих, а не вкруг да около!». «Домашнее счастье — совет да любовь!», «Лады в семье — больше счастья не найти, хоть весь свет обойти». Земледельческий опыт говорит устами крестьянина в поговорке: «На счастье («на авось» — по другому разносказу) и мужик хлеб сеет!». Но мужик-простота и не задумывается надолго над сокрушающим многодумные ученые головы вопросом о счастье. «Даст Бог здоровья, даст и счастья!» — замечает он: его, мужицкое, счастье в труде. Да и счастье — счастью рознь: «Счастье — мать, счастье — мачеха, счастье — бешеный волк!» Есть, однако, и в деревенском-посельском быту люди, которые все готовы сваливать на счастье да на несчастье. Таких людей — не оберешься везде! «Со счастьем на клад набредешь», — оговариваются они, — «без счастья и гриба не найдешь!», «Не родись ни умен, ни красив — родись счастлив!», «Счастливому и промеж пальцев вязнет!». Мир Божий для них — что темный лес дремучий; если на слово поверить им, утверждающим, что счастье — «дороже ума», то в жизни только и можно брести от колыбели до могилы что ощупью. Менее надеющиеся на слепое — или одноглазое — счастье, более полагающиеся на свой разум да на работу посильную люди могут всегда напомнить им о таких слагавшихся долгими веками пословицах, как, например: «Счастье — что вешнее ведро (ненадежно)!», «Ныне про счастье только в сказках и слыхать!», «Счастье — что палка — о двух концах!», «Счастье со счастьем сойдется, и то без ума не расшинётся!», «Счастье с несчастьем повстречается — ничего не останется!» и т. д. Меткое слово сказалось, молвится в народе про счастье, да не только меткое, а и под корень подрезывающее всякое пустословие. «Первое счастье — коли стыда в глазах нет!» — обмолвился простодушный стихийный мудрец об ищущих «легкого счастья». — «Счастье велико, да ума мало!», — сказал он о ротозеях-верхоглядах. «Дураку — везде счастье!», «У недоумка счастье — ослиное!», «Глупый будет счастья ждать, а умный Бога об работе молить!» — и теперь продолжают перелетать речения стародавней старины народной из одних уст в другие.

Восьмой февральский день — память святых великомученика Федора Стратилата и пророка Захарии-серповидца. Последнему с особым прилежанием молятся бабы — вековечные жницы. В старые годы было даже во многих местах в обычае доставать на Захарьев день заткнутые в переборку сеней серпы и кропить их крещенскою святой водою с божницы. Вероятно, есть еще и сейчас такие захолустные уголки, где не всеми позабыто это благочестивое поверье далеких дней, нашептанное народу-пахарю тревогою за будущий урожай, с которым связана вся его трудовая жизнь. «Не обережешь вовремя кривого серпа — не нажнешь в поле и снопа!» — говорят в народе. «Сутул, горбат («маленький, горбатенький» — по иному разносказу) — все поле обскакал!» — приговаривает о серпе русская простонародная загадка. «Была молода, не только хлеб жевала, а и по сотне снопов в день жинала!» — вспоминают порою, глядючи на серпы, отработавшие свою бабью долю старухи старые. «Одной рукой жни, другою — сей!», — думается старикам: «Пашешь — плачешь, жнешь — скачешь!», «Сей хлеб, не спи: будешь жать, не станешь дремать!». Но есть и такие, что жнут, где не сеяли, собирают — где не рассыпали… «Живет — не жнет, а хлеб жует да еще деньги считает!» — обмолвилось про их родных братцев крылатое словцо народное. О лежебоках — иная речь: «Люди жать, а мы — под межой отдыхать!», «Семена съедим, так не жать и спины не ломать!», «Чисто мои жницы жнут — как из печки подадут!» Первые два речения можно отнести, однако, и не к одним только жнущим за столом жницам: в них слышатся и голоса нужды-невзгоды, заставляющей обливающегося трудовым потом мужика иногда и у хлеба сидеть без хлеба.

За «серповидцами»-Захарами идут по народной Руси «Никифоры-Панкраты» — память мученика Никифора и священномученика Панкратия, 9-е февраля. «Не всяк Панкрат хлебом богат!» — молвит деревня. «Наш Панкрат лаптями богат!» — можно, и не подслушивая, услышать в другой. «Хороши Панкратьевы лапти, да и те — ники-форцы!» — в лад приговаривают охочие до красного словца калужане с туляками («никифорцы» — высокие лапти, без обор). «Калужанин поужинает, а туляк ляжет так!», «Туляк — стальная душа, блоху на цепь приковал!», «Калужане — затейники, козла в соложеном тесте утопили!» — гласит о них самих метящая не в бровь, а в самый глаз народная молвь, никогда мимо не молвящаяся.