Народная Русь

Молодость — цвет жизни — недолговечна… Особенно скоро осыпаются лепестки этого «цвета» у прекрасной половины рода человеческого. Девушка красная цветет — невестится. Придет ей судьба — и цветенью конец недалек в крестьянском суровом быту. «Расцветает — что маков цвет» красавица, — «Кровь с молоком!» — говорят о ней на деревне. Но недаром пословица молвится, что «красна девка до замужества», — года через два и не узнать недавней хороводницы веселой, раскрасавицы — знобившей сердца разгарчивые, как поется в поволжской песне, «без морозу, без осеннего дождя». Еще недавно, быть может, склонял к себе ее любовь заговорным словом удал добрый молодец, «замыкая» свой заговор «семидесятые семью замками, семидесятые семью цепями», посылая к зазнобившей сердце девице тоску полюбовную. «На море на Окияне, на острове на Буяне», — вычитывалось-нашептывалось это заговорное слово, — «есть бел-горюч камень Алатырь, никем неведомой; на том камне устроена огнепалимая баня, в той бане лежит разжигаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда через все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, и бросьтесь, тоски, в буйную ея голову, в тыл, в лик, в ясныя очи, в сахарныя уста, в ретивое сердце, в ея ум и разум, в волю и хотение, во все ея тело белое и во всю кровь горячую, и во все ея кости, и во все суставы: в семьдесят суставов, полусуставов и подсуставов. И во все ея жилы: в семьдесят жил, полужил и поджилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала по всяк день, по всяк час, по всякое время, нигде б пробыть не могла, как рыба без воды! Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья — с трепетом, тужением, с плачем и рыданием, зело спешно шла бы и бежала и пробыть без меня (имярек) ни единыя минуты не могла. Думала б обо мне — не задумала, спала б — не заспала, ела бы — не заела, пила б — не запила, и не боялась бы ничего, чтоб я ей казался милее свету белаго, милее солнца пресветлаго, милее луны прекрасныя, милее всех и даже милее сну своего, во всякое время: на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца»… От этого ли слова заговора, без него ли — приглянулся добрый молодец красной девице, сладилась и свадебка, «одной девкой на селе стало меньше, больше — одной молодицею». А «молодице» недолго превратиться и в «бабу», у которой одна тоска-сухота — хозяйство домашнее да ребята малые. И вот еще недавно развертывавшее перед нею «все пути-дороги, все перепутьица» народное слово изрекает: «Бабе одна дорога — от печи до порога!», «Дал муж жене волю — не быть добру в доме!», «Шубу бей — теплее, жену бей — милее!», «Побьешь бабу — и щи вкуснее!», «Все в девушках девки хороши, а отколь злые жены берутся? Все парни- молодцы добрые, а откуда грозные мужья живут?» — Ответ на этот вопрос держит сама жизнь крестьянина, которая в детские да в ранние молодые годы кажется ему родимой матушкою, а потом оказывается мачехою лихой: «учить начнет — в три погибели согнет, выучит — не выпрямишься!»

В хороводных песнях-играх — краса крестьянской молодости: ими красна и вся жизнь посельщины-деревенщины, несмотря на то, что и девке, и парню — играть в хороводах только до «злата венца вековечного». Нет числа песням-припевам, нет счета играм. Весна красная — сплошь хороводное время, словно созданное на утеху-усладу молодой деревне. Лето — порушка страдная — и то не унимает голосистую молодежь. Словно и усталь не берет ее: только выдастся праздничек Божий, — чуть не до белой зорьки утренней песни-пляски, игры всякие. Осенью — уберется люд честной в полях, свезет на гумна хлебушко, молотьба приспевает, а у молодого народа — опять забота веселая: хороводы доваживать, песни доигрывать, — к свадьбам дело близится, октябрь-свадебник через прясла заглядывает.

«Как на улице дождик накрапает,
Хоровод красных девок прибывает.
Ох, вы, девушки, поиграйте!
Уж как вы, холостые, ни глядите:
Вам гляденьицем девушек не взяты,
Уж как взять ли, не взять ли
Что по батюшкину повеленью,
Что по матушкину благословенью!»