Общий-неизбежный удел человечества — смерть не властна над живым духом, воспринимаемым от поколения поколением. У русского народа эта преемственная связь поколений проявляется особенно ярко и наглядно в обычаях, приурочиваемых к поминовению усопших. Из затерявшихся во мраке миновавших веков языческих обрядов, объединенных с заменившими их обрядами христианскими, сложились эти обычаи, приросшие к сердцу народному. И не оторвать их от этого светлого любовью сердца никакой новизне, все сглаживающей-уравновешивающей в своем наступательном движении на пережитки седой старины. С незапамятных времен народная Русь окружала свой домашний очаг духами-покровителями, в которых превращались успокоенные смертью работники жизненной нивы. К ним обращалась она в старину со всеми своими печалями, не забываючи о них в радостные-светлые дни. Им приносил славянин-язычник домашние жертвы. Языческое почитание-обоготворение предков, растворясь в христианском отношении к умершим, вылилось в современное, сложившееся веками общение с покойниками. Целый ряд особых поминальных дней в году, окруженный пестрой изгородью обычаев, до сих пор — по доброму завету дедов-прадедов справляемых во всех уголках светлорусского простора неоглядного, слишком красноречиво говорит об этом трогательном, обвеянном дуновением нездешнего-несказанного общении. Простонародные поминальные обряды-обычаи в один голос свидетельствуют о том, что вера сердца в русском народе всегда берет верх над холодным, недоверчиво относящимся ко всему рассудком; а также и о том, что могучий дух кроткого пахаря-хлебороба не только не страшится, но и не знает себе смерти, — словно возрождаясь к новой и новой жизни при каждом любовном соприкосновении с приобщившимися к великим непостижимым тайнам загробного мира.
Поминовение родителей вменяется в непременную обязанность каждому человеку; оскорбление их памяти считается у русского народа за тяжкую обиду и в то же самое время — за великий грех перед Богом. «Жив — наш, помер — Богов!» — говорится на Руси: «За мертвого нет заступы, кроме Бога!», «Перед мертвым не кичись: он сильнее живого!», «Помер: доброму — память, лихому — забвение!», «Про мертвого не молви худа, Бога обидишь!», «Мертвому один судья — Бог!», «Живым — забота, мертвому — вечный покой!», «Не бывать ни одному человеку заживо в царстве небесном!», «Над каждой могилой — Свят-Дух!» Немало и других изречений, окрыленных вещею верой сердца народного ходит по людям, из уст в уста передаваючись — среди поздних потомков ранних пращуров, видевших в своих предках добрых-светлых духов, домашних богов-покровителей.
Смерть слывет в народе «часом воли Божией». «Благослови, Господи, помереть на родной сторонке, в свой час!» — возносится к Творцу, не сотворившему смерти, простодушная молитва каждого бедняка-бобыля, знающего, что как бы ни гнала его, как бы не издевалась над ним при жизни лихая мачеха-судьба, а умрет — так и ему любовно-ласково откроются материнские объятия родной земли. Для добрых и злых, для бедных и богатых — для всех найдется место в ее недрах, — хотя и оговаривается посельщина-деревенщина, что спознавшихся с нечистой силою лиходеев «и землица не принимает». Находятся и теперь такие дотошные всезнаи, что за верное передают россказни о будто бы не принятых землею нераскаянных злодеях.