Народная Русь

Как проник дитя-человек в эту тайну тайн мироздания, какими глухими-извилистыми тропинками вышел он на этот прямой-светлый путь, — покрыто туманом неведомого. Но только шел этим путем богатырь-младенец, — каким поистине был народ русский на заре своей государственной жизни, — и сам того не сознавая, к побережью беспредельного моря Бесконечности, над которым воссияло для него пресветлое солнце веры Христовой, проникшее своими лучами во все потаенные уголки его младенчески-простой — хотя и затемненной-запуганной призраками грозных преданий — жизни. Смутное представление о том, что бытие человеческое не ограничивается кратковременным существованием на земле, а бесконечно продолжается за гранью смерти — в таинственной области незнаемого-неведомого, встретило желанный ответ в новой, принесенной «из-за теплых морей» вере. Эта последняя нашла в своих простодушных последователях подготовленную веками постепенного саморазвития плодородную почву, воспринявшую всю ее сущность и сроднившую ее — путем духовного перевоплощения — со всеми наиболее светлыми сторонами былого-стародавнего. Древнее суеверие было слишком жизненно, чтобы отпасть разом — подобно струпьям страшной болезни при исцелении от нее, новая вера, воспринятая народным духом, явилась слишком всеобъемлющею и всепрощающею, чтобы отсекать от своего здорового тела больные, но не наносящие ему особого вреда члены. К тому же, и самая болезнь, — какою представлялось блуждавшее впотьмах народное суеверие, — с течением времени делалась все менее и менее опасною для великого дела возрождения в духе Истины могучего в своем подвижническом смирении и смиренного в своем — что ни год, что ни век — возрастающем могуществе народа-великана. Грозные призраки мало-помалу становились все более кроткими и в настоящее время уже не угрожают своим присутствием ничьему спокойствию. Целый ряд веков верности новой вере, прошедших для народной Руси, продолжавшей в большей или меньшей степени придерживаться суеверных заветов старины стародавней, выработал у нее самобытные взгляды на жизнь и смерть. Взгляды эти слились с основным понятием о бессмертии духа человеческого и о бесконечности существования по ту сторону земной борьбы чувств и мыслей, страстей и долга — борьбы темных и светлых начал, приводящей все и вся к одному и то же порогу вечного слияния с Небесной Правдой, перед которою бессильно все земное-преходящее. Переступив этот роковой порог, беспомощный перед таинственными судьбами грядущего сын земли становится ближе к Небу.

Земная жизнь представляется воображению народа-пахаря неоглядной нивою, по которой — сменяя одна другую — проходят толпы сеятелей. Засевают они распаханную предшественниками ниву, а сами все идут да идут вперед, скрываясь с глаз все надвигающихся новых сеятелей. Что посеет человек, то и пожнет: как проведет свою земную жизнь, такое и воздаяние получит сеятель жизненной нивы — «на том свете», за порогом смерти. «Сеешь живучи, жнешь умираючи!» — изрекает простодушная мудрость народная, проникновенным взором вглядывающаяся в повитую туманом неведения, манящую к себе и в то же самое время пугающую своей таинственностью даль, отверзающую для одних врата райского блаженства, а для других — открывающую муки ада. Многое-множество сказаний сложилось в народе про эту даль — сказаний, причудливой вязью переплетших христианские откровения с преданиями суеверной старины. Народное слово — этот чудодейный родник воды живой, сам собою выбивающийся из потаенных недр жизни — запечатлело в своей бездонной глубине сказания, отражающие в себе многовековую работу мятущейся, сбивающейся с прямых путей, но все же неуклонно-неизменно стремящейся к свету, затемняемой, но не затемненной, стихийной души тяжким житейским сумраком прозорливой.